Информационные партнеры

Глава I.

Биография епископа Виктора
(1878 - август 1926 гг.)

Константин Александрович (в будущем епископ Виктор) Островидов [1] родился 21 мая 1878 г. в с. Золотое Камышинского уезда Саратовской губернии[2], в семье Александра Алексеевича Островидова - псаломщика Троицкой церкви с. Золотого и его супруги Анны Ивановны [3]. Константин был вторым ребенком. Помимо него в семье росли четверо братьев и две сестры: [4] Сер­гий 1874 г.р., Мария 1882 г.р., Александр 1884 г.р., Лидия 1886 г.р., Венедикт 1889 г.р., Николай 1892 г.р.[5] 

Положение многодетной семьи псаломщика Островидова было сложным. Клировая ведомость Троицкой церкви с. Золо­того так свидетельствует об этом: «На содержание причта жа­лования ни откуда не положено, а содержится он даянием при­хожан за требоисполнение. Содержание причта неудовлетворительное»[6]. Будучи уже вдали от малой родины владыка поддер­живал отношения со своей семьей. В Государственном архиве Саратовской области сохранились его письма к Саратовскому архиерею Гермогену Долганёву. В одном из писем, отправлен­ном из Иерусалима, иеромонах Виктор ходатайствует о зяте -диаконе Александре Вавилове[7]. В другом письме уже настоятель Троицкого Зеленецкого монастыря архимандрит Виктор просит епископа оказать помощь младшему брату[8] Венедикту[9].

В 1888 г. в возрасте десяти лет Константин поступает в «приготовительный класс» Камышинского духовного училища. В 1889 г., окончив подготовительный курс по первому разряду и пройдя испытания, Он был переведён в первый класс учили­ща[10]. В 1889-1893 гг. продолжает обучение в Камышинском ду­ховном училище. На протяжении всех четырех лет по успевае­мости он находился во втором разрядном списке[11].

По окончании духовного училища в 1893 г. Константин поступил в Саратовскую духовную семинарию. Первый класс семинарии он закончил, имея следующие результаты: очень хо­рошие отметки (4) - Священное Писание, латинский язык, французский язык; хорошие отметки (3) - математика, граж­данская история, греческий язык, церковное пение (в 1-й и во 2-й четверти была отметка 2), словесность, письменные упражне­ния (словесность, Св. Писание, гражд. история), отличную от­метку воспитанник имел только по поведению; по болезни было пропущено 69 уроков, 54 из них в третьей четверти[12]. Подобные успехи по учебе были у семинариста Островидова и в следую­щие годы. С первого по пятый класс по успеваемости он нахо­дился во втором разрядном списке[13]. Шестой, выпускной, класс семинарии Константин закончил по первому разряду[14]. «По окончании полного курса обучения в Семинарии, Островидов Константин причислен педагогическим собранием Семинарско­го Правления, от 10/11 июня 1899 г., с утверждения епархиаль­ного Архиерея, к первому разряду воспитанников оной и удостоен звания студента семинарии»[15]. Семинарский аттестат Островидова содержит также сведения, что «при отличном по­ведении»[16] он достиг следующих результатов: отличных (5) -по обличительному Богословию, гомилетике, психологии, ме­дицине; очень хороших (4) - по изъяснению Священного Писа­ния, Библейской истории, общей церковной истории, истории русской Церкви, учению о русском расколе, основному, догма­тическому и нравственному Богословиям, практическому руко­водству для пастырей, литургике, истории русской литературы, алгебре, геометрии, физике, логике, истории философии, дидак­тике, латинскому и еврейскому языкам; хороших (3) - по рус­ской словесности, всеобщей гражданской истории, русской гражданской истории, церковному пению, греческому и фран­цузскому языкам[17].

16 июня 1899 г. Константин подает прошение в правление Саратовской духовной семинарии о выдаче ему на руки аттестата[18] и отправляется волонтером поступать в Казанскую ду­ховную академию. 13 августа студент Саратовской семинарии Островидов Константин Александрович подает «покорнейшее прошение»[19] Преосвяшенному Антонию, епископу Чистополь­скому, ректору Казанской духовной академии на предмет допуска его к приемным испытаниям[20]. Он успешно выдержал приемные испытания по Священному Писанию Нового Завета, догматическому Богословию, общей Церковной истории, Рус­ской Церковной истории, греческому языку, французскому языку, письменный по психологии и, получив средний балл 4,086 - 20 место в списке по «сравнительному достоинству бал­лов», был зачислен на первый курс академии[21].

За четыре года учебы в академии он «при отличном поведении»[22]проявил успехи в изучении гомилетики и истории проповедничества, педагогики, пастырского богословия, метафизи­ки, истории философии, а также еврейскому языку и библей­ской археологии[23].

В период академического студенчества Константин Алек­сандрович принимал участие в деятельности философского кружка[24]. На втором заседании 1902-1903 учебного года в при­сутствии ректора, инспектора и профессуры им был прочитан доклад на тему «Духовный элемент мировой действительности»[25]. На четвертом курсе Константин написал курсовое сочи­нение под заглавием «Брак и безбрачие».

7 июля 1903 г. Константину Александровичу был выдан диплом Казанской Академии[26], присуждена степень кандидата богословия с правом преподавания в семинарии[27]. Однако Са­ратовскому епархиальному начальству выпускник был реко­мендован на должность преподавателя русского языка в духов­ном училище[28].

28 июня 1903 года Константин Александрович был пострижен в монашество с именем Виктор[29]. А уже 29 и 30 июня над ним были совершены последовательно диаконская и иерейская хиротонии[30]. Как монашеский постриг, так и обе хирото­нии совершил архиепископ Волынский и Житомирский Антоний (Храповицкий)[31].

По окончании духовной академии иеромонах Виктор на­чал свое служение церкви на малой родине - в Саратовской епархии. 1 августа 1903 г. резолюцией епископа Саратовского и Царицынского Гермогена он был назначен на должность противораскольнического миссионера[32]. 18 марта 1904 г. на заседании Саратовского епархиального комитета православного мис­сионерского общества под председательством преосвященного Гермогена было принято решение перепрофилировать миссио­нерскую деятельность иеромонаха Виктора на работу с инород­цами[33].

По решению Святейшего Синода от 5 декабря 1903 г. № 11735 Саратовскому епархиальному начальству было разреше­но учреждение Свято-Троицкого подворья Саратовского Спасо-Преображенского монастыря в городе Хвалынске[34]. Согласно рапорту преосвященного Гермогена в Синод Хвалынское подворье по его благословению функционирует с 6 января 1903 г.[35]Из переписки епископа Гермогена с иеромонахом Виктором видно, что последний возглавлял подворье с августа 1903 г.[36] Официальное же назначение настоятелем Свято-Троицкого Хвалынского подворья о. Виктор получил лишь в январе 1904 г. после решения Святейшего Синода об открытии подворья[37]. За­ведуя подворьем, Островидов заботился о благоустройстве оби­тели (в августе 1903 г. просил благословения архиерея идти пешком в Сызрань за пожертвованной иконой[38], занимался покупкой недвижимости для подворья[39], строительством храма[40]), об её духовном состоянии (командировал насельника подворья в Киев для поиска духовника[41], проводил работу с послушниками[42]) и развитии миссии в миру (планировал открытие общежительной школы[43]).

Кроме управления Хвалынским подворьем и миссионер­ской работы на о. Виктора были возложены и другие послуша­ния. Так, 13 марта 1904 г. распоряжением преосвященнейшегоГермогена он был включен в состав издательской комиссии при Саратовском епархиальном братстве Св. Креста[44], а 19 марта утвержден в должности её корректора[45]. Комиссия занималась изданием книжек, листков, картин и изображений духовного и религиозно-нравственного содержания[46]; деятельность комис­сии находилась под непосредственным руководством епископа Саратовского и Царицынского Гермогена[47] и проводила ежене­дельные заседания в архиерейском доме[48].

Несмотря на обилие послушаний, иеромонах Виктор про­должал заниматься литературно-богословскими изысканиями. В феврале 1904 г. он прочитал в зале музыкального училища три лекции о «недовольных людях» по произведениям М. Горько­го[49]. Лекции собирали такое количество публики, что зал не мог вместить всех желающих[50]. Первые две лекции (15 и 22 февра­ля) посетил Саратовский губернатор П.А. Столыпин[51]. В 1905 г. лекции были изданы в Санкт-Петербурге отдельной брошюрой[52].

За полтора года службы в Саратовской епархии иеромонах Виктор получил одну богослужебную награду: 10 декабря 1903 г. был награжден преосвященным Гермогеном правом ношения набедренника[53].

Указом Святейшего Синода от 25 января 1905[54]г. №680 по ходатайству преосвященного Саратовского[55]иеромонах Виктор был назначен в состав Иерусалимской Духовной Миссии старшим иеромонахом[56]. Этим же указом о. Виктору давалось право ношения наперстного креста[57]. Прибыл в Иерусалим новоназначенный старший член Миссии 28 марта, а уже первого апре­ля вступил в исполнение обязанностей по должности[58].

Из скупой экономической переписки РДМ в Иерусалиме с Российским Императорским Православным Палестинским Об­ществом мы знаем о том, что, исполняя обязанности старшего иеромонаха Миссии, о. Виктор ежегодно во время Великого по­ста объезжал учебные заведения РИППО в городах Назарете, Дамаске и Триполи для исповеди и причащения русского учительского персонала[59].

Положение Иерусалимской Миссии в тот период осложня­лось как враждебным отношением Турецких властей в лице Гу­бернатора Иерусалима[60], так и трениями с иерусалимской Пат­риархией[61]. «У архимандрита Леонида [начальника Миссии -К.И.] были какие-то нелады с иеромонахом Виктором, и ему очень хотелось его быстрого увольнения, однако он пробыл в Миссии двойной срок (четыре года)»[62]. Оказавшись в столь сложном положении о. Виктор пишет в письме епископу Гермогену: «Сам я лично после ухода из Хвалынска живу постоян­но в великой скорби. Не раз просил благословения у преосвященнаго Антония, чтобы вернуться назад в Хвалынск, но он не отвечает на сие. Правда, внешнее мое положение куда лучше, но, оказывается, все ничто, если нет внутренняго мира, радости сердечной... Владыко Антоний пишет, чтобы я крепился и занимался для будущаго языками, а я написал ему решительное просительное письмо, чтобы куда-нибудь перевел меня из Ие­русалима. Утешение и забвение нахожу в изучении наитруднейшаго арабскаго языка»[63].

С 12 по 26 июля 1908 г. в Киеве проходил IV Всероссий­ский миссионерский съезд[64]. В это время иеромонах Виктор на­ходился в отпуске в Киеве[65]. 18 июля он «по протекции Волын­ского архиепископа Антония и по желанию Киевского митро­полита Флавиана»[66] выступил на съезде с пространным докла­дом об Иерусалимской Духовной Миссии. В речи о. Виктор публично выразил свои религиозно-политические взгляды. На съезде присутствовало более шестисот участников, среди кото­рых тридцать пять архиереев и епископов. В 1909 г. доклад о. Виктора был опубликован в виде отдельной брошюры[67].

Выделяя внешнее богатство Иерусалимской миссии, Островидов оценивал её роль только в качестве исполнительницы треб, которые в значительной степени зависят от «сезона» на­плыва паломников. При этом выделялось практическое отсут­ствие работы по отстаиванию религиозных интересов РПЦ в та­ком важном для многих конфессий месте. Такая ситуация, по мнению Виктора, сложилось благодаря тому, что миссия изна­чально складывалась в качестве инструмента международной политики светской власти. «Мы необходимо должны будем признать, у нас ещё и не было в Иерусалиме духовной Миссии как посланничества высшею духовною властью Русской Церкви духовных лиц с определёнными чисто-церковными и религиоз­ными целями. Наша же теперешняя Миссия в Иерусалиме, хо­тя вне сомнения и относится к учреждениям Русской Церкви, образовалась совершенно самостоятельно после многих пере­житий и случайно окрепла из посланничества на Востоке светскою властью своего агента в рясе. Первоначальная наша духовная Миссия в Иерусалиме являла собою именно ни чтоиное, как агента правительства русского с чисто-спекулятивными целями под флагом поддержания православия на Востоке. И, - как это ни странно для духовного лица, но первоначально этот правительственный агент в рясе даже был вынужден прикрыться пред взорами первосвятителей Восточной Церкви, к которым он шел на помощь, под видом паломника при официальной инструкции его деятельности, данной от министерства»[68].

Что касается религиозного значения миссии, то здесь о. Виктором в качестве одного из наглядных примеров приводит­ся интересный своей курьёзностью случай: «... полная безжиз­ненность и наличная бесцельность Миссии все-таки остаётся во всей силе и до сих пор, что нечаянно и засвидетельствовал один из посетивших Палестину наших иерархов. На обеде в здании Миссии в честь этого редкого в Палестине гостя, после обычных тостов за Государя и местных деятелей владыка пожелал сказать слово и за нашу Миссию. «Теперь прилично, начал святитель, предложить слово за... но впрочем, что здесь такое? монастырь? - не монастырь; приют, богадельня? - не похоже; постоялый двор? тоже не то; Миссия? но в чем её Миссия?... ну-да, говорить, просто пожелаем здоровья здесь живущим». Такой неожиданный инцидент рассмешил всех при­сутствующих, но только на этот смех прилично было отве­тить словами нашего великого писателя: что смеётесь ? - над собой смеётесь»[69].

По мнению о. Виктора, политическая деятельность на службе российского правительства поставила миссию на лож­ный путь и «омертвила» её религиозное содержание. Это, по­мимо прочего, проявлялось в том, что вместо братской любви и должного уважения к старшей Греческой православной церкви имело место крайне горделивое и пренебрежительное отноше­нии к ней. В отношении греческого духовенства и иерархии миссии давались инструкции «преобразовать, перевоспитать»[70].

Далее, развивая свою мысль, о. Виктор на примере взаимоотношении между русской и греческой церквями акцентиру­ет внимание на вопросах:

·       возможного характера взаимоотношений церкви и го­сударства;

·       соотношения религиозной сущности и внешнего бла­гополучия, богатства церкви.

«Но главное зло от этого лживого, горделивого начала, с которым мы пришли на Восток, вышло то, что оно в течение последних пятидесяти лет незаметно проникло в сознание все­го русского народа и ... особенно у людей, побывавших на Вос­токе, и увидевших внешнюю бедноту греческих церквей и вооб­ще угнетенное положение восточного духовенства под турец­ким игом. Не буду оправдывать этого неправого по существу мнения, но скажу только, что в деле религиозной жизни и просвещения первое место от времени самих апостолов ни­когда не занимала образованность, учёность с внешним бле­ском, а вера и любовь, чего ни от кого, ни при каких условия опять не возможно, а следовательно и от восточных христи­ан, несущих на себе тяжёлый крест рабства. Мы ещё только вступаем на путь самостоятельной, внегосударственной помощи жизнедеятельности, а восточные церкви живут этой самостоятельной жизнью под чужим, часто злодеющим для них, турецким правительством уже многие сотни лет и в страшном огне борьбы со свободно гуляющим на Востоке па­пизмом и протестантизмом, и всяким другим сектантством. Не поразитъся-ли нам этим духовным могуществом Восточной Церкви в борьбе за православие, за святыни Востока вместо того горделивого отношения к восточному духовенству, кото­рое проникло во все слои нашего общества разве кроме просто­го народа...»[71].

Следующим важным моментом в докладе о. Виктора, от­ражающим его ценностные установки, являлась характеристика развивающихся в обществе социалистических идей. В социа­лизме он видел угрозу искоренения у людей религиозного чув­ства посредством соответствующего воспитания в школах молодого поколения. Виктор ставил в один ряд социалистов и представителями конкурирующих конфессий - «волки в овечь­ей шкуре», «бороться с которыми можно не иначе, как оста­вивши горделивое себялюбие и вставши на путь искренних братских отношений любви всех православных поместных церквей и отдельных чад их между собою»[72].

Представляется возможным экстраполировать оценку о. Виктором деятельности Иерусалимской духовной миссии и в целом на церковную жизнь в России в начале XX в.

Доклад стал предметом обсуждения в Синоде. От началь­ника Миссии был потребован отчет о деятельности миссии и возможных способах решения обозначенных проблем[73]. Это не­санкционированное выступление на съезде и его последствия серьезно осложнили уже ранее сделавшиеся напряженными от­ношения иеромонаха Виктора с архимандритом Леонидом[74]. В итоге, определением Святейшего Синода за № 3 от 10-13 января 1909 г. о. Виктор был назначен смотрителем Архангельского духовного училища[75].

В исполнение обязанностей по должности смотрителя Ар­хангельского духовного училища иеромонах Виктор вступил 30 января 1909 г. А уже 31 января 1909[76] г. определением Святей­шего Синода за № 15 был повторно награжден наперстным крестом, выдаваемым от Святейшего Синода[77]. Вскоре в Архан­гельской епархии оценили потенциал нового смотрителя учи­лища, окончившего Духовную Академию с миссионерским ук­лоном и имевшего опыт миссионерской работы в Саратовской епархии, и 4 марта 1909 г. о. Виктор был утвержден епископом Архангельским и Холмогорским Михеем членом комиссии по делам раскола[78]. Не имея сердечного расположения к духовной учебной службе и чувствуя себя на ней крайне тяжело, Островидов 26 сентября 1909 г. пишет прошение митрополиту Санкт-Петербургскому и Ладожскому Антонию об освобождении его от должности смотрителя и приеме в братию Александро-Невской Лавры[79]. Со своей стороны митрополит Антоний ра­портом от 29 сентября выразил согласие принять иеромонаха Виктора в число братии Лавры[80]. 16 октября 1909 г. указом № 8245 о. Виктор был уволен с должности смотрителя Архангель­ского духовного училища и переведен в число братии Свято-Троицкой Александро-Невской Лавры[81]. По распоряжению пре­освященного Михея от 24 октября, иеромонах Виктор исполнял обязанности смотрителя Архангельского духовного училища до прибытия нового смотрителя, т.е. по 8 ноября[82].

Всего год прожил о. Виктор в Александро-Невской Лавре, и 22 ноября 1910 г. указом Святейшего Синода № 16542 был назначен настоятелем Свято-Троицкого Зеленецкого третье-классного монастыря с возведением в сан архимандрита[83]. Это назначение состоялось «вопреки воле наместника Лавры»[84] ар­химандрита Феофана[85].

В 1910 г. Зеленецкий монастырь имел 13 насельников: игу­мена, 5 иеромонахов, 3 иеродиаконов, 3 монахов и 1 послушни­ка. В монастыре было два каменных храма, пять деревянных и одна каменная часовня[86]. При предшественнике архимандрита Виктора - архимандрите Серапионе - в монастыре проводи­лись активные работы по украшению обители: в соборном хра­ме делалась новая роспись стен и золочение иконостаса, а также позолота крестов на храмах, колокольне, часовнях и св. вратах[87]. Золочение крестов и иконостаса было завершено уже при настоятельстве о. Виктора, об этом говорят дела по освидетельствованию работ[88]. За восемь лет настоятельства архимандрит Виктор четырежды менял казначея и ризничего[89], а в сентябре 1917 г. даже провел выборы[90] на должность ризничего.

С.Л. Фирсов, анализируя генезис религиозно-политических (в конце 1920-х гг. антагонистических по отно­шению к епископу Виктору) взглядов митрополита Сергия Страгородского, показывает, что в синодальной церкви царил дух «формализма», администрирования, а также беспрекослов­ное послушание иерархии государству. «Форма в Русской церк­ви заменила содержание». Духовенство в начале XX в. в основ­ном исполняло требы и не оказывало серьёзного нравственного влияния на свою паству. При этом петербуржский историк де­лает оговорку, что православие не нужно всецело воспринимать «казёнщиной». В подтверждение того, что «подлинная вера» (или стремление её обрести) были сильны в русском правосла­вии, С.Л. Фирсов в качестве примеров приводит жизнь Оптинских старцев и святого Иоанна Кронштадского, а также религи­озный «ренессанс» начала века[91]. К представителям «подлинной веры» можно отнести и Виктора Островидова. Классическим же примером синодального иерарха, придерживавшегося византийско-петровской «симфонии» церкви и государства, привед­шей к «формализму» и «церковному позитивизму», как спра­ведливо считает С.Л. Фирсов, являлся епископ Сергий (Страгородский). Он имел взгляд «на церковное служение, как на госу­дарственную службу, где мистический элемент подавляется элементом практическим, и где политическая целесообразность ценится если не выше, то, по крайней мере, наравне с «метафи­зической» церковной пользой»[92].

Указанные противоречивые тенденции в жизни РПЦ отра­жены и в богословской полемике о. Виктора с еп. Сергием Страгородским. Хотя их расхождения на «поверхности» носят богословский, экклесиологический[93] характер, однако, в конеч­ном счёте, как показала история церковно-государственных от­ношений в советское время, они существенным образом оказа­ли влияние и на политические разногласия между Виктором и Сергием.

В своей статье «Новые богословы», опубликованной в 1912 г., архимандрит Виктор подверг критике архиепископов Сергия (Страгородского) и Антония (Храповицкого). Они, как утверждал Виктор, пытались рационализировать христианское учение, вытеснив из него мистическую, сверхъестественную сторону спасения человека[94]. Последнее же архиепископы Сер­гий и Антоний рассматривали в плоскости нравственного есте­ственного самосовершенствования самого человека и церков­ной организации[95], а отсюда выходит, что для спасения необхо­дима внешняя организация[96].

Критикуя взгляды архиепископов Сергия и Антония, о. Виктор сравнивал их с еретиками. «И новые богословы, думая чрез искусственное расширение нравственной самодеятельно­сти человека оживить Христианство,  в действительноститолько повторяют собой печальную судьбу известных ерети­ков XVI века - социниан. «Социнианские богословы также при­писали совершение спасения нравственным силам самого чело­века, хотя и при содействии Божией благодати, так что кре­стная смерть Иисуса Христа, по их богословским соображени­ям, была не искупительной жертвой за грехи людей, а только исключительным свидетельством Божией готовности про­щать людям все согрешения их и оказывать им благодатную помощь для достижения вечной жизни и Царства Небесного. Таким представлением Христова дела они, очевидно, не только разрушили Христианский догмат спасения, но и открыли ши­рокий путь к решительному отрицанию всей Христианской догматики; потому что, если в самом деле Божие участие в спасении людей ограничивается только простым показанием Божией готовности содействовать их действительному спа­сению, то для такого показания вовсе не требуется пришест­вия мiр Божия Сына... И социнианские богословы, действи­тельно, пришли к полному разрушению Христианства, хотя на самом деле они думали и желали не разрушать Христианство, а напротив, утвердить его, как абсолютно истинную вечную религию». Такой оке неизбежный конец должен быть и для новых богословов: и для них историческое дело Христа-Спасителя в той форме, в какой оно совершено, безусловно должно потерять, и уже для многих несчастных потеряло, свой смысл и значение. И человек снова возвращается на путь естественного мышления и еще только «возможно­сти» своего спасения, и в муках отчаяния снова вопиет к Небу словами апостола Павла: «Бедный я человек! Кто избавит меня от сего тела смерти»[97].

Сам архимандрит Виктор в обосновании нравственности исходил из тезиса о том, что Христос, в первую очередь, - Спа­ситель (в мистическом, сакральном, сверхъестественном смыс­ле), а не просто моралист, учитель, на которого нужно ориенти­роваться как на нравственный идеал, ориентир, «маяк». «Тот же образ моралиста-учителя, каковым только и мог немощный умчеловека обнять Христа, - есть образ не Его, а как раз Его врага - антихриста»[98]. Человек, по мнению Виктора, является носите­лем абсолютного, сверхъестественного, идеального начала. Нравственная деятельность личности может только служить аб­солютным, то есть вечным истинным содержанием жизни. Вне этого человек теряет всякий смысл своего существования, не­смотря на его гуманистическую нравственность. Свои взгляды о. Виктор опубликовал ещё в 1904-1905 гг. "[99].

К моменту опубликования статьи о. Виктора «Новые бого­словы» (1912 г.) архиепископы Сергий и Антоний имели ог­ромный авторитет, как в административном, так и в богослов­ском плане. Сергий (Страгородский) в своё время был ректором Санкт-Петербургской духовной академии, 11 лет являлся епи­скопом, доктором богословия, членом Синода, председателем Предсоборного совещания при Синоде. В 1895 г. за свой дис­сертационный труд «Православное учение о спасении», крити­куемый о. Виктором (Островидовым), Сергий был удостоен степени магистра богословия. Владыка Антоний (Храповиц­кий), магистр богословия, являлся доцентом Санкт-Петербургской духовной академии. В разное время возглавлял Московскую и Казанскую духовные академии, имел 15-летний стаж в сане епископа, член Синода[100].

В связи с этим представляется не случайным, что свою статью «Новые богословы» о. Виктор, настоятель «захолустно­го» Зеленецкого Свято-Троицкого монастыря Санкт-Петербургской епархии, напечатал в московском старообрядче­ском журнале «Церковь» под псевдонимом «Странник».

Несмотря на меры предосторожности, в связи с критикой архиепископов Антония и Сергия по отношению к Виктору, по его собственному свидетельству, продолжительное время имеломесто «нерасположение» этих иерархов, а со стороны последне­го даже встречались препятствия назначению Виктора на долж­ность ректора Тифлисской Семинарии[101]. Позднее митрополит Сергий (Страгородский) возглавил РПЦ, а митрополит Антоний (Храповицкий) РПЦЗ. После появления Декларации 27 июля 1927 г. Виктор увидел в этом документе генезис учения Сергия, критиковавшееся им ранее, и причину того, что последний, как и его политический антипод Антоний (Храповицкий), «не мог­ли мыслить Церковь без политической организации»[102].

5/18 ноября 1918 г. указом Святейшего Патриарха и Свя­щенного Синода, по ходатайству митрополита Петроградского и Гдовского Вениамина, настоятель Свято-Троицкого Зеленецкого монастыря архимандрит Виктор был назначен наместником Свято-Троицкой Александро-Невской Лавры[103]. В исполне­ние обязанностей наместника Лавры архимандрит Виктор всту­пил 21 сентября / 4 октября на основании телеграммы Святей­шего Патриарха и резолюции митрополита Вениамина[104]. Он возглавил Лавру в тяжелое время гражданской войны. Когда-то богатейшая обитель после внедрения антицерковного законода­тельства власти советов была обескровлена. Так, на заседании Духовного Собора 21 сентября / 4 октября ввиду отсутствия средств было принято решение о невозможности открытия школы для малолетних певчих в 1918-1919 учебном году[105]. А 26 октября / 8 ноября Духовный Собор Лавры принял решение из-за дороговизны, дефицита и отсутствия у Лавры средств на продукты питания временно закрыть братскую кухню с уволь­нением служащих кухни с первого ноября[106].

В период наместничества архимандрита Виктора Александро-Невская Лавра лишилась недвижимого имущества: в ноябре имения «Серафимово» в Лужском уезде[107], 1 мая и 22 ноября 1918 г.власти изъяли у Лавры «за неуплату налогов» дома в Александро-Невском и Рождественском районе города[108]. В ян­варе 1919 г. Лавра разместила в своих помещениях Петроград­ский Епархиальный Совет, который также лишился недвижи­мого имущества[109].

Поместный собор Православной Российской Церкви 1917-1918 гг. постановил иметь в уездных городах викарные епи­скопские кафедры. Причем постановление от 2/15 апреля 1918 г. вносило новые принципы в формирование круга обязанно­стей и полномочий викарных епископов. Согласно этому по­становлению к ведению викарных епископов относились не только дела, касающиеся отдельных вопросов епархиального управления, но и управление отдельными частями епархии; ви­карий должен управлять своей частью епархии под общим ру­ководством епархиального архиерея на правах самостоятельно­го епископа и иметь пребывание в городе, по которому титулуется[110].

Приводя в исполнение данное соборное определение, Свя­тейший Патриарх Тихон и Священный Синод указом № 3716 от 2/15 декабря 1919 г. учредили Уржумскую епископскую кафед­ру[111]. Тем же указом епископом Уржумским, викарием Вятской епархии, был назначен архимандрит Виктор (Островидов), наместник Свято-Троицкой Александро-Невской Лавры[112]. Со­гласно указу хиротония должна была состояться в Петрограде.

Встреча 23 января 1920 г.[113] епископа Виктора духовенст­вом и верующими Уржумского уезда, по сведениям губЧК, «носила чрезвычайно торжественный характер: звонили коло­кола, в верующих массах сказывалось особенное оживление и праздничное настроение... С приездом епископа церковь пере­полняется народом»[114]. На следующий день после приезда верующие в знак особого признания и почтения посылали еп. Виктору пироги, продукты и т.д.[115]

Исходя из того факта, что население уезда было пропитано религиозным чувством и к советской власти относилось в боль­шинстве своей массы недоброжелательно, Уржумская ЧК сочла нахождение епископа Виктора в г. Уржуме нежелательным. Во второй половине февраля на основании того, что по прибытии в Уржум епископ Виктор не явился в Отдел управления для ре­гистрации своих документов, уездная ЧК посчитала оправдан­ным провести у него обыск[116]. 16 апреля 1920 г. у него был конфискован золотой напрестольный крест. Обращения епи­скопа Виктора в различные инстанции никаких результатов не дали[117].

Во время эпидемии тифа в Уржумском уезде в своих про­поведях епископ Виктор говорил, что Господь посылает болез­ни для вразумления и укрепления веры людей, и призвал ве­рующих окроплять свои жилища святой водой. В мае 1920 г. Виктор Островидов был осуждён Вятским губревтрибуналом по обвинению «в агитации против медицины» и приговорён к ли­шению свободы до окончании войны с Польшей¹¹⁸. Освобождён после 5 месяцев заключения.

Во время своего заключения 2 июля 1920 г. епископ Вик­тор в открытом письме, опубликованном в губернской газете «Вятская правда», заявил о своём отношении к советской вла­сти: «В мае, 27 дня, 1920 г., я по постановлению Вятского гу­бернского революционного трибунала был заключен в Вятский рабоче-исправителъный дом до окончания войны с Польшей[118]. На суде трибунала мне было предъявлено обвинение в агитации против Советской власти с церковного амвона.

В виду признания меня контрреволюционером, считаю нужным печатно заявить о своем отношении к советской вла­сти.

По слову апостола Павла, "существующие власти от Бо­га установлены, почему противящийся власти противится Божию установлению." (Римл. I, 13, 1-2). Между тем в на­стоящее время установившейся гражданской властью являет­ся рабоче-крестьянская власть... Поэтому, следуя словам св. апостола Павла, я должен признать, признавал и признаю Российской гражданской властью рабоче-крестьянское пра­вительство, которому в делах мирских (гражданских) счи­таю нужным подчиняться и других призывать к тому же. Но вместе с тем считаю долгом заявить, что я по своему положению епископа православной церкви призван служить церкви Божьей, не вмешиваясь в жизнь государства и вооб­ще в политику.

В заключение добавлю, что мой взгляд на Советскую власть не является вынужденным: я не враг трудового народа и не тюремное заключение побудило меня писать о признании Советской власти»[119].

В начале двадцатых чисел ноября 1920 г. по распоряжению Вятского губернского революционного трибунала епископ Вик­тор в связи с амнистией от 7 ноября освобожден от дальнейше­го содержания под стражей[120].

19 октября 1920 г. епископ Евсевий был назначен управ­ляющим Вятской епархией. 3 декабря 1920 г. его переместили на Уржумскую кафедру с сохранением за ним исполнения обя­занностей по временному управлению Вятской епархией. Одна­ко к месту своего служения владыка Евсевий не отправился, а развернул в городе Вятке кампанию в поддержку своей кандидатуры на возможных предстоящих выборах епархиального ар­хиерея. Этим он внес смуту и волнение среди духовенства и ве­рующих.

9 января 1921 г. по благословению патриарха Тихона Свя­щенный Синод, удовлетворяя просьбу епископа Уржумского Евсевия, освободил последнего от обязанностей по временно­му управлению Вятской епархией. Тогда же, временно управляющим Вятской епархией был назначен епископ Виктор[121].

После того как епископ Вятский и Слободской Никандр был переведён на Астраханскую кафедру, 10 мая 1921 г. Епар­хиальное Собрание решило просить патриарха Тихона повременить с назначением епархиального архиерея, так как, по оп­ределению Священного Собора РПЦ о епархиальном управле­нии, епархиальное собрание имеет право избирать епископа. До выборов временным управляющим был назначен епископ Вик­тор (Островидов)[122].

Епископ Евсевий, несмотря на его собственное желание оставить временное управление Вятской епархией, устраивал нелегальные собрания, агитировал верующих выдвигать хода­тайства перед патриархом о поддержке его кандидатуры на должность епархиального архиерея. Благочинническое собра­ние церквей г. Вятки обратилось к епископу Виктору с прось­бой сообщить патриарху протест против деятельности еп. Евсевия[123].

В фонде «Архиерейского Синода Русской Православной Церкви за границей. Югославия» (дело «о положении Право­славной церкви в Советской России»), находящегося в настоящее время в Государственном архиве Российской Федерации, отложились сведения о том, что между епископами Виктором и Евсевием «всё время идут большие неприятности. Тот и другойв отсутствие пр-го Никандра управляли епархией»[124].

Также имеются другие, хотя и косвенные сведения, указывающие на разногласия между епископами Виктором и Евсевием и непопулярность последнего среди части верующих г. Вят­ки. Так, 12 апреля 1921 г. на имя епископа Слободского, управ­ляющего Вятской епархией Виктора, поступил доклад от при­ходского совета Предтеченскои церкви г. Вятки о том, что из храма был с публичным оскорблением выгнан епископ Евсе­вий, которому члены приходского совета отказали в возможно­сти совершать службы. В адрес Евсевия звучали слова о том, что «Владыка Евсевий, где так больной, а как глазами стрелять на молодых так не больной... Владыка Евсевий нам здесь страшно надоел и его надо гнать отсюда в шею». В обращении к епископу Виктору часть прихожан выражали доверие Евсевию и просили епископа Виктора прекратить подобные «без­образия» и отдать распоряжение о том, чтобы Евсевию разрешали служить, где он хочет[125].

Летом 1921 г.[126] Виктор (Островидов) уже имел титул епи­скопа Глазовского, викария Вятской епархии.

Епископ Виктор, по сведениям игумена Дамаскина (Ор­ловского), пользовался популярностью среди верующих. Он по­стоянно был в окружении народа, после каждого богослужения верующие провожали его до самой кельи в Трифоновом мона­стыре, задавая многочисленные вопросы, на которые епископ доброжелательно отвечал[127].

1922 г. для руководства и духовенства Русской Православ­ной Церкви стал решающим в определении принципиальной позиции по отношению к светской власти и её мероприятий, в первую очередь, к государственной кампании по изъятию цер­ковных ценностей.

В целом (за исключением единичных фактов) духовенство и верующие Вятской губернии лояльно восприняли кампанию по изъятию церковных ценностей. Руководство Вятской епар­хией и духовенство г. Вятки уже в первых числах марта 1922 г. заявили о своём лояльном отношении к кампании и практически содействовали в её реализации. По мере проведения кампа­нии в уездах, аналогичную позицию заняло и местное духовен­ство. Реализуя государственную кампанию по изъятию церков­ных ценностей, губернское партийно-советское руководство старалось избегать конфликтов с духовенством и верующими[128].

Одной из важных причин лояльного отношения духовен­ства и верующих к изъятию церковных ценностей явилось то обстоятельство, что в Вятской губернии епархиальным управ­лением не только не была организована рассылка по приходам послания патриарха Тихона, но и вообще факт существования такового был скрыт. Управляющий канцелярии епископа Павла протоиерей А.А. Попов объяснял это опозданием послания и тем, что оно «носит характер прежних посланий с их печаль­ными последствиями для духовенства». Эту информацию про­тоиерей А.А. Попов «по секрету» сообщил епископу Глазовскому Виктору (Островидову) и ознакомил его с содержанием послания. Это шаг А.А. Попова, на наш взгляд, можно рассмат­ривать в русле политики советской власти по вычленению и от­странению от руководства РПЦ оппозиционного к власти выс­шего духовенства. В условиях отсутствия вятского архиерея за­явление протоиерея А.А. Попова о неисполнении послания пат­риарха имело провокационный характер по отношению к попу­лярному и авторитетному в среде верующих епископу Виктору, отличавшемуся к тому же своей ортодоксальностью. Виктор Островидов в обстановке, когда подавляющее большинство священнослужителей лояльно восприняли кампанию по изъя­тию ценностей, откорректировал свою позицию по данному во­просу в соответствии с посланием патриарха от 28 февраля 1922 г.

Епископ Виктор не только поддержал послание патриарха по поводу декрета ВЦИК от 23 февраля 1922 г., но и в своём письме даже просил патриарха простить его, а также духовен­ство и верующих Вятской губернии за грех - лояльное отноше­ние к   государственной кампании по изъятию церковных ценностей.

Таким образом, из-за отсутствия организованного центра­лизованного распространения послания патриарха Тихона по приходам случаи непринятия духовенством и верующими госу­дарственной кампании по изъятию церковных ценностей могли основываться лишь на личной их трактовке происходящих со­бытий[129].

В ходе государственной кампании по изъятию церковных ценностей в среде духовенства и мирян произошёл раскол, ко­торый в мае 1922 г. вылился в захват обновленцами высшей церковной власти.

Временно исполняя обязанности управляющего делами Вятской епархии, епископ Виктор выразил позицию епархиаль­ного руководства по отношению к письму (от 31 мая) председа­теля обновленческого Высшего церковного управления Анто­нина (Грановского). В письме последнего сообщалось: «Фёдор Гаврилович Аникин, сейчас сидящий у меня, свидетельствует собою о Вашем сочувственном отношении к переменам церков­ных настроений. Со своей стороны свидетельствую Вам при­вет. Позволяю себе осведомить Вас о главном руководящем принципе Нового Церковного Строительства: ликвидация не только явных, но и потайных контрреволюционных тенденций, мир и содружество с Советской властью, прекращение всяких оппозиций ей и ликвидация патриарха Тихона, как ответствен­ного Вдохновителя непрекращающихся внутрицерковых оппо­зиционных ворчаний. Собор, на который возлагается эта лик­видация, предполагается созвать в половине августа. Делегаты собора должны явиться  на Собор с ясным и отчётливым сознанием этой церковно-политической задачи...[130]»

Епископ Виктор письменно доложил о сущности выше­указанного письма еп. Павлу и запросил у последнего разреше­ния о возможности командировать его в Москву с целью выяснения положения церковных дел[131]. Мы не обладаем достоверными сведениями, подтверждающими факт поездки еп. Викто­ра в Москву.

В протоколе допроса епископа Виктора от 5 октября 1922 г. так зафиксировано его отношение к обновленчеству: «при­знать В.Ц.У. я не могу по каноническим основаниям, но платформу на которой они стоят, во многом принимаю. И готов проводить ее в жизнь самостоятельно»[132].

Летом 1922 г. еп. Виктор в письменном обращении к вят­ской пастве разъяснил неканоническую сущность обновленче­ского учения и своё отношение к гражданской власти. Послед­нее, на наш взгляд, и является именно тем, что еп. Виктор при­нимал, как указано выше, в платформе обновленцев.

«БОЖИЕЮ МИЛОСТИЮВИКТОР, Епископ Глазовский, временно управляющий Вятской епархией, всей своей пастве возлюбленной желает премного радоваться о ГОСПОДЕ.

Милость, мир и благодать Божия всем чадам да умно­жится.

И когда Господь своими пречистыми устами сказал: «Ис­тинно, истинно говорю вам: «кто не входит дверями во двор овчий, но пролезает в другом месте, то вор и разбойник, а вхо­дящий дверми пастырь есть овцам». А Божественный Апо­стол Павел обращаясь к пастырям церкви Христовой, говорит: «знаю, что поотшествии моем войдут к вам волки лютые, не щадящие стада, и из вас самих (пастырей) возстанут люди, и станут говорить, превращая истину, чтобы увлечь за собой учеников. И так стойте на страже своей». (Деян.Х,3).

Други мои возлюбленные, это слово Господа и Его апосто­лов ныне к великой скорби нашей исполнилось в нашей Русской Православной Церкви. Дерзко отвергнув страх Божий, кажу­щиеся иерархами и иереями Церкви Христовой ... авив из себя группу лиц, вопреки благословения Святейшего Патриарха и Отца нашего Тихона, в настоящее время усиливаются само­званно,  самочинно,   воровски   ... захватитъ  управление РусскойЦеркви в свои руки, нагло объявляя себя каким-то временным комитетом по управлению делами Церкви Православной.

Как некогда богоотступники Корей, Дафан и Авирон воз-стали против оставленных Господом Моисея и Аарона, с целию захватить богодарованную им власть церковную, за что по-глатила их разверзшаяся под ними земля со всеми и сообщни­ками, так и сии нечистивые усиливаются возмутить верующих против Духом Святым поставленных пастырей, и разделить Церковь Христову присвояя себе им не пренодлежащее.

Вместо Богом преданного нам послушания по образу спасителънаго послушания самого Господа Нашего Иисуса Хри­ста, который послушлив был и до самой смерти, смерти же крестной, - сии избрали себе во образ падшего ... диавола, сво­ею гордостью сатанинскою вышедшего из послушания Богу, увлекшего за собой в погибель сонмы небожителей... «Так да будет и с сими мечтателями, то, что они оскверняют плоть (тело церкви), отвергают начальство, злословят высокие вла­сти. Это люди, отделившие себя от единства веры... духа нет в них. Это - безводные источники, облака и туманы гонимые бурею, люди обещавшие другим свободу в то же время, когда сами являются рабами тления. (Иуд.8, 20.2 Петра 1,7,9). И все они, именувшие себя «живою церквию», как сами впадают в самообольщение, так и других вводят в обман и заблуждение... людей плотских, не выносящих духовного подвига жизни, сбро­сивших с себя или желающих сбросить узы божественного ос­лушания всему церковному законоположению, преданному нам святыми богоносными отцами церкви через Вселенские и поме­стные соборы.

Други мои, умоляю вас, убоимся как и бы и нам нечаянно не сделаться подобно сим возмутителям отщепенцами от Церкви Божией в которой, как говорит апостол, ВСЕ КО БЛАГОЧЕСТИЮ И СПАСЕНИЮ НАШЕМУ, и вне послушания которой вечная погибель человеку, - да не случится с нами ни­когда хотя мы повинны бываем перед Церковью во многих гре­хах, однако все-таки составляем одно тело с нею, и вскормле­ны божественными ея догматами, и правила ея и постановле­ния будем всемерно стараться соблюдать, а не отметать, кчему стремится это новое соборище не достойных людей.

Производить в Церкви смятение и отделяться от той, которая поистине НЕ ИМЕЕТ НИКАКОЙ СКВЕРНЫ ИЛИ ПОРОКА (Ефес.У,27.), как в пределах веры, так и в отношении к поставленным правилам от начала века и доселе, - это свой­ственно лишь тем, которых вера извращена, жизнь неправиль­на и беззаконна, которые заживо мертвы, ибо лишены благо­дати Божией. Дело их не защищение истины, не оправдание Божественных законов, а отделение себя от единства веры, разрушение мира Церкви, которая не может терпеть никаких самочинных начинаний и противных правилам де...ний., и тако­го греха - греха разделения Церкви - по слову Иоана Златоуста загладить даже кровь мученичества.

А посему умоляем вас, возлюбленные во Христе братия и сестры, а наипаче вас, пастыри и соработники на ниве Господ­ней, отнюдь не следовать сему самозваному раскольническому соборищу, именующему себя «церковью живой», а в действи­тельности «трупу смердящему», и не иметь какого-либо ду­ховного общения со всеми безблагодатными лже-епископами и лже-просвитерами от сих самозванцев поставленными. Будем являть себя мужественными исповедниками ЕДИНОЙ ВСЕ­ЛЕНСКОЙ СОБОРНОЙ АПОСТОЛЬСКОЙ ЦЕРКВИ, твердо держась всех ея священных правил и божественных догматов. И особенно мы пастыри, да не преткнемся и не будем соблаз­ном в погибель врученной нам от Бога паствы нашей, помня слова Господни: «аще убо свет, иже в тебе тьма есть, то тьма колми (Мф.У.23.), и еще «аще соль обуяет, то чем осолятся миряне (Мф. У. 13).

Молю вас, братия, блюдитесь от тех, что производят распри и раздоры вопреки учению, коему научились вы и укло­няйтесь от них. Такие люди служат не Господу Иисусу Хри­сту, а своему чреву и ласкательством и красноречием прель­щают сердца простодушных. Ваше же послушание всем из­вестно, и радуются о вас, но желаю, чтобы вы мудры были во всем во благо и просты (чисты) для всякого зла. Бог же мира сокрушить сатану под ноги ваши вскоре.

Благодать Господа Нашего Иисуса Христа с вами. Аминь.

(Рим.Ху. 17-20.).

Посылая к вам, братия и други, сие мое послание, гово­рю вам: знайте, что оно касается чисто внутренней жизни церкви православной, а не гражданской внешней жизни ва­шей. В виду же того, что сама гражданская власть не вме­шивается во внутреннию жизнь Церкви, то и мы, занимаясь чисто церковным делом, обязаны в то оке время соблюдать должное отношение к гражданской власти исполняя все ея требования, касающиеся внешней жизни нашей, к чему и призываю я вас на основании слов самого Господа и божест­венных его апостолов, заповедовавших нам быть всегда по­корным всякому начальству. Ибо наша брань, всех верующих христиан, должна быть не с плотию и кровию, то есть не с врагами плотскими и не из-за каких либо земных интересов, но с начальством и властными и мироправителями тьмы века се­го, с духами злобы под небесными. 9а для сей войны воспримите себе не оружие вещественное, а лишь один «ЩИТ ВЕРЫ», в коем и сможете угасить все стрелы лукавого разженные. (Ефес. У1, 12-17.).

Не признаю епископам и не признаю иереям Христовым того, кто оскверненными руками к разорению веры возведен в начальники», - говорит Св. Василий Великий. Таковы и ныне те, которые не по неведению, но по властию вторгаются на епи­скопские кафедры, добровольно отвергая истину единой Все­ленской Церкви и вза... того, своим самочинством создавая раскол в недрах Русской Православной Церкви, к соблазну и погибели верующих»[133].

30 июня от центрального комитета «Живой церкви» в Вятскую епархию была направлена телеграмма, в которой предлагалось «организовать немедленно группы «Живой церк­ви» на основе признания справедливости социальной револю­ции и международного объединения трудящихся». Объеди­ниться предлагалось под лозунгами: «белый епископат, пре­свитерское управление и единая церковная касса». Здесь же со­общалось о необходимости выборов 3 делегатов от прогрессивного духовенства на предстоящий Первый организацион­ный всероссийский съезд группы «Живая церковь». 3 июля ос­вобождённый из-под стражи епископ Павел ознакомил с ука­занной телеграммой Виктора и благочинных[134].

Вятское ГПУ опасалось, что в результате выборов делега­тов на предстоящий Поместный собор от Вятской епархии мо­гут быть выбраны только приверженцы Тихона. По прошест­вии июня только Шубников, Утробин и Курочкин сочувствен­но откликнулись на реформы, предлагаемые ВЦУ, и публично объявили об этом в местной прессе. Двое последних в местной газете «Вятская Правда» в своих статьях призвали духовенство встать на сторону обновленческого движения и проводить об­новленческие идеи в жизнь в своих приходах.

Исполняющий обязанности по управлению Вятской епар­хией епископ Виктор отстранил их от исполнения должност­ных обязанностей в качестве священников и пригрозил отлуче­нием от церкви. И только вмешательство Епископа Павла, снявшего «запрещения» епископа Виктора с опальных священ­ников, на время уладило конфликт.

Остальные немногочисленные сторонники ВЦУ, по сведе­ниям Вят. ГПУ, боялись выразить свою симпатию к обновлен­цам из-за боязни осуждения их позиции епархиальным руково­дством и общественным мнением.

В июле 1922 г. из г. Вятки по губернии стала распростра­няться информация о том, что в Москве образовано ВЦУ и то, что его членов епископ Виктор (Островидов) охарактеризовал еретиками, с которыми православным не следует иметь отношения[135]. На собраниях духовенства распространялось посла­ние патриаршего местоблюстителя митрополита Агафангела Ярославского (от 5 (18) июня 1922 г.) о дальнейшей возможности автокефального существования церкви[136].

Для борьбы с обновленческими идеями под руководствомепископов Павла, Виктора, архимандрита Трифонова монасты­ря А. Дернова был создан нелегальный «Союз христианской молодёжи», деятельность которого была направлена на распространение идеи тихоновского течения церкви[137].

По замыслу вятского ГПУ, сплотить вокруг себя группу прогрессивного духовенства, обеспечить избрание на Помест­ный собор делегатов, лояльно относящихся к обновленчеству, должен был священник, пользующийся известностью и уваже­нием среди верующих. 21 августа 1922 г. на заседании прези­диума вятского губисполкома начальник вятского ГПУ Ремишевский сообщил о приезде откомандированного представите­ля ВЦУ Николая Гавриловича Утробина (священника с. Елгани Нолинского уезда). Утробин был охарактеризован как лицо, от­ветственное перед рабоче-крестьянским правительством за действия вятского духовенства. На этом же заседании в связи с ходатайством Ремишевского президиум губисполкома поста­новил отделу управления: выдать разрешение на проведение губернского собрания духовенства; зарегистрировать мандат ВЦУ (от 16 августа за № 611), выданный Н.Г. Утробину.

По прибытии Утробина в епархиальное управление, где им был предъявлен мандат ВЦУ, епископ Павел назначил соб­рание духовенства г. Вятки на 11 часов 24 августа. На собрании Утробин планировал ознакомить вятское духовенство с совре­менным положением дел в церкви, с принятыми на обновлен­ческом съезде резолюциями, с новой схемой церковного управ­ления. Вечером того же дня, под влиянием епископа Виктора, иеромонаха В. Пуссета и нескольких мирянок, вятский архие­рей оповестил священнослужителей о том, что собрание отме­няется и запрещается упоминание в молитвах патриарха Тихо­на. Утробину было предложено под угрозой лишения сана от­правиться в с. Елгани[138].

На следующий день, по сведениям Крутогорского, Утро­бин вновь явился к епископу Павлу и предложил ему письменно ответить на следующие вопросы:

·       признает ли он ВЦУ и подчиняется ли его распоря­жениям;

·       признаёт ли правомочие уполномоченного ВЦУ.

Прочитав вопросы, Павел потерял всякое самообладание. Кинул в лицо Утробина предложенные им вопросы и закричал: «Никакого ВЦУ не признаю и знать не хочу. С уполномочен­ным-еретиком не желаю иметь никаких сношений. Ты - свя­щенник подчинённой мне епархии. А раз так, немедленно уби­райся из города и отправляйся в свое село. Не послушаешь -запрещу священнослужение, извергну из сана! Запрещаю тебе приходить сюда. Не смей переступать и порога моей канцелярии»[139].

25 августа епископ Павел подготовил указ об объявлении временной автокефалии (самостоятельности) в Вятской епар­хии. Согласно указу уездные епископы должны были самостоя­тельно решать на месте все церковные дела. Епископ Виктор назначался руководителем церковными делами в Орловском уезде, где вводилась епископская кафедра. В его полномочия также входило временное руководство церковными делами в Глазовском уезде Вотской автономной области, осуществление судебных и бракоразводных функции в Вятском уезде, а также в уездах, где отсутствуют епископские кафедры. Должности епископов в Вятской епархии были замещены на трёх кафедрах: Вятской и Слободской - епископом Павлом; Яранской - епи­скопом Сергием; Глазовской - Виктором. Местожительством епископу Виктору был определён Трифонов монастырь г. Вятки[140].

Епископы Павел и Виктор распространили по всем храмам особую форму поминовения владыки - «О святейших право­славных вселенских патриархах и господине нашем архипасты­ре вятския автокефальныя церкви, преосвященнейшем епископе(имя рек)»[141].

26 августа 1922 г. на основании постановления (от 25 авгу­ста) губернского отдела ГПУ были арестованы «реакционныеруководители духовенства» - епископы Павел и Виктор[142] ко­торые в 1923 г. были в административном порядке высланы на три года в Нарымский край[143].

Находясь в ссылке, еп. Виктор продолжал в своих посла­ниях к вятской пастве характеризовать обновленцев «опасней­шими еретиками-антицерковниками»[144].

После возвращения в марте 1926 г. из ссылки епископов Павла и Виктора с каждого из них ОГПУ были взяты подписки о том, что до момента официальной регистрации Вятского епархиального управления «тихоновского» течения они обязу­ются не исполнять каких либо административно-организационных функций. За нарушение подписки епископы признавали законность привлечения их органами власти к ответственности[145].

По сведениям ОГПУ, вернувшиеся из ссылки епископы Виктор и Павел уже во время своих первых публичных выступ­лений воспринимались верующими «мучениками и гонимыми за веру православную». С появлением в Вятке указанных епи­скопов отмечена активизация борьбы (вплоть до самосудов) «тихоновской» части верующих против обновленцев. Епископ Павел при содействии епископа Виктора составил и пытался распространить по губернии послание, в котором звучали: при­зыв к духовенству и верующим быть солидарным с поведением митр. Петра Полянского; обращение к власти легализовать ти­хоновскую церковь, прекратить антирелигиозную и разрешить религиозную  агитацию. При  этом  епископы предостерегаливятское духовенство и верующих от участия в антисоветской и вообще политической деятельности[146].

По обвинению в нарушении данной органам власти под­писки, а именно присвоении административных функций, «идеологически враждебные советской власти» епископы Павел и Виктор 15 мая 1926 г.[147] были арестованы и переправлены в Москву, первоначально во Внутреннюю тюрьму ОГПУ, а затем в Бутырскую[148]. Примечательно, что в протоколе допроса от 16 мая 1926 г. епископ Виктор указал - «сочувствую Соввласти исогласен содействовать ее мероприятиям»[149].

Каких-либо конкретных фактов, подтверждающих его уча­стие в управление епархией, следствием выявлено не было. Ин­терес представляют показания еп. Виктора о своей деятельно­сти в Вятке после возвращения из ссылки:

«В предъявленном мне обвинении в содействии в преступ­лениях, предусмотренных ст. 57 УК, гр-ну Борисовскому я не признаю.

Со дня моего приезда в гор. Вятку я не принимал ни какого участия в церковной деятельности, за исключением отправле­ния богослужений.

В дела управления епархии я не вмешивался по-столъку – по-стольку был обязан подпиской не управлять епархией, и второе: являлся только лишь Викарием Вятской епархии, поче­му в области церковного управления я не имел ни каких админи­стративных прав. Никогда ни с какими антисоветскими проповедями я не выступал, т.к. считал неуместным в дела церкви вмешивать политику.

С самого приезда я чувствовал, что являюсь в гор. Вятке лишним епископом, постольку, поскольку здесь небыл архиепи­скоп Павел, и я искал случая как бы оставить г. Вятку, к мо­ему удалению из Вятки способствовал и архиеп. Павел.

В последних числах апреля месяца... в г. Вятку, по вызову архиеп. Павла из Глазова приезжал епископ Симеон, от которого я потом узнал, что он ему предложил очистить Глазовскую епархию и на его место назначит меня. Кроме этого, мне архиеп. Павел говорил лично сам, что он писал митрополиту Сергию о предоставлении мне самостоятельной кафедры и что он дал мне хорошую рекомендацию.

Некоторые действия архиепископа Павла мне казались очень резкими, как, например, всенародное покаяние обновлен­ческого духовенства при переходе на патриаршую платформу, на что я ему замечал, что так делать бы не следовало, но как лицо, подчиненное ему, ничего сделать не мог. О таком приеме я узнал от священников а не от него.

Однажды на квартире архиепископа Павла мне пришлось прочитать его послание, которое я нашел немного нетактич­ным (далее в скобках зачеркнуто - «Не знаю передал ли он куда либо это послание он мне лично не говорил).

Незадолго до ареста я получил письмо из г. Камышина от моей мамаши, из которого я узнал, что они находятся в очень тяжелых материальных условиях, в виду чего и решил поехать к ним для оказания помощи, и если б представит... к моему ужасу узнал, что оно уже ....авно передано в ГПУ, а ранее о нем я не слышал ни слова.

... хотел там остаться на постоянное жительство. 14 мая я собрался и поехал к ним, но по дороге, в Вологде был за­держан и доставлен в Вятку.

В день отъезда я ходил к архиепископу Павлу прощаться...

Все духовенство и миряне знают, что я как до ссылки в Нарымский край, так и по возвращении не принимал в управле­нии епархиальными делами хотя бы какими-либо советами. До ссылки я занимался исключительно бракоразводными делами. Тяготясь таким неестественным тяжелым положением в Вятке, а также не желая возбуждать народ против Владыки Павла, я объявил ему и народу, что еду на две недели посетить бедствующую восьмидесятилетнюю мамашу, умолчав о наме­рении совсем оставить Вятку»[150].

20 августа Особое Совещание Коллегии ОГПУ вынеслорешение по следственному делу: лишить Островидова Виктора Александровича права проживания в Москве, Ленинграде, Харькове, Киеве, Одессе, Ростове-на-Дону, Вятке и соответст­вующих губерниях, с прикреплением к определенному месту жительства на три года[151]. Епископ Виктор выбрал таким ме­стом город Глазов Вотской автономной области. По дороге из Москвы к Глазову владыка Виктор заехал в Нижний Новгород к Заместителю Патриаршего Местоблюстителя митрополиту Сергию, последний дал ему поручение[152] временно руководить Вятской епархией вместо епископа Симона, переведённого в Чебоксары[153].

© А.Г. Поляков

© И.Е. Кожевников

Материал из книги - Поляков А.Г., Кожевников И.Е.

Виктор (Островидов) –  епископ Ижевский и Вотский. – Киров, 2009. – 160 с.

(ISBN 978-5-85908-167-7).

Примечания

Авторы: Кожевников, Иван Евгеньевич, Поляков, Алексей Геннадьевич