Юбилеи 2024 года

130 лет
Освящение храма на русском подворье в Яффо 


Храм св. апостола Петра и праведной Тавифы на русском участке в Яффо. П.В. Платонов

130 лет
Кончина архимандрита Антонина (Капустина)

Архимандрит Антонин (Капустин) - начальник Русской Духовной Миссии в Иерусалиме


Антонин Капустин — основатель «Русской Палестины». А. Михайлова


155 лет
Освящение храма св.мц. царицы Александры в Иерусалиме


История здания Русской Духовной Миссии в Иерусалиме с домовым храмом св. мученицы Александры. П. В. Платонов

 

190 лет

Юбилей Василия Хитрово - инициатора создания ИППО

Памяти старого паломника почетного члена и секретаря Императорского Православного Палестинского Общества Василия Николаевича Хитрово + 5 мая 1903 г. И. К. Лабутин

Памяти основателя Палестинского общества. Некрополь Никольского кладбища Александро-Невской лавры. Л. И. Соколова

В. Н. Хитрово — основатель Императорского Православного Палестинского Общества. Н. Н. Лисовой


95 лет
Кончина почетного члена ИППО Алексея Дмитриевского

Алексей Афанасьевич Дмитриевский. Н. Н. Лисовой

135 лет
Кончина благотворителя Святой Земли Александра Казанцева 

Соликамский член Императорского Православного Палестинского Общества Александр Рязанцев и русский благовестник на Елеоне. Л.Н. Блинова

 

Информационные партнеры

Россия в красках: история, православие и русская эмиграция

 

Православный поклонник на Святой Земле. Святая Земля и паломничество: история и современность
Россия и Христианский Восток: история, наука, культура




Главная / Библиотека / Иерусалимский вестник / Иерусалимский вестник ИППО № VII-VIII, 2015 / V. Востоковедение и аналитика / Межэтнические отношения в Иране XIX века глазами русского военного аналитика. О.А. Гоков

Межэтнические отношения в Иране XIX века глазами русского военного аналитика

 

         Современные учёные отмечают, что "этнокультурная разноплановость иранского населения является мощным источником конфликтности в Иране" [4, с. 351; 5]. Указанная особенность имеет глубокие исторические корни [1, с. 20–25] и давно привлекала взгляды европейских исследователей. Особенно активно изучение межэтнических отношений в Иране велось в ХІХ в. – когда он стал ареной борьбы Российской и Британской империй. В рассматриваемый период систематическим изучением Персии (так именовали Иран в России и Европе того времени) занимались главным образом военные. Основной упор ими делался на изучение и освещение современного состояния дел. Цель нашего исследования в том, чтобы на примере работы военного разведчика – подполковника Генерального штаба А.М. Колюбакина [2] – проследить, как видели военные России проблему межэтнических отношений в современной им Персии. Указанный труд – синтез материалов, собранных о персидском населении в течение ХІХ в. российскими и европейскими наблюдателями [3].

     Межэтнические отношения не были предметом специального исследования А.М. Колюбакина. Его интересовали военные возможности Ирана. Учитывая многообразие этносов, населявших страну и составлявших основу армии, естественно, что проблема отношений между ними стала одним из главных составляющих изучения. Подход исследователя был обусловлен военными задачами – межэтнические отношения он рассматривал в конфликтной плоскости. "Племенное разнообразие" стало причиной разделения подполковником Персии на области по географо-этнографическому принципу. Сначала он характеризовал отдельные этносы и племена, проживавшие сравнительно компактно в Западном и Центральном Иране. А вторая часть характеристик оталкивалась от географических и хозяйственных признаков. А.М. Колюбакин описывал местное население в рамках отдельных областей или групп областей, поскольку оно не составляло здесь этнически однородного массива. Межэтнические отношения в стране подполковник видел в двух плоскостях: отношения этносов и племён с государством и между собой. А.М. Колюбакин делил жителей Ирана по Çнациональностям и языкамÈ на персиан, турко-татар (тюрок), курдов, аравитян, туркмен и других [3, с. 51].

     Центральное место в исследовании занимает рассмотрение отношений между народами с точки зрения их лояльности–нелояльности центральной власти. Поскольку во главе государства стояли выходцы из тюркского племени каджаров, то отношения с государством принимали со стороны других народов своеобразную форму межэтнических контактов относительно властных полномочий. Народы и племена, сложно поддававшися управлению из Центра, подполковник характеризовал негативно. Особенно это относилось к кочевникам – курдам и туркменам. Главными причинами конфликтности А.М. Колюбакин видел религиозное различие, степень силы того или иного племени, географические условия проживания и степень оседлости. В большинстве случаев показателем лояльности выступало представительство того или иного этноса (племени) в войсках Каджарской державы. Здесь он выделял географические условия, как определяющие образ жизни и поведение отдельных племён относительно правительства [3, с. 89]. Наиболее лояльными Центру он называл персов [3, с. 68–72]. Но отмечал, что войска из них "считаются худшими в Персии" [3, с. 71]. Что до остальных этносов, то степень их лояльности мало зависела от какого-либо одного фактора. Так, среди турко-татар высокой она была у афшар и мукадемов (оба исповедывали шиизм, но первые вели кочевой и полукочевой, а вторые полукочевой и оседлый образ жизни), а низкая – у привилегированных социально-этнических групп мухаджиров и шахсевенов, а также карапапахов – кочевников, переселённых в Хорасан и образовывавших "нечто вроде военной касты" [3, с. 14]. Все они были шиитами. Однако первые были "развращены" чрезмерными льготами со стороны власти [3, с. 61–62]. Вторые же и третьи, будучи кочевниками, потерявшими свой прежний высокий статус в государстве, сохранили сильную внутреннюю "спайку" и имели "наклонность к грабежам и воровству" и высокую степень независимости относительно внешней власти [3, с. 14, 64]. Особое место в смысле подчинённости правительству занимали шекяки (шагаги), которых разные авторы относили то к тюркам, то к курдам [3, с. 65]. По степени влияния и силе подполковник ставил их в один ряд с афшарами. Сунниты, они не были расположены к правительству, но давали солдат в армию. Смешанность населения Гиляна и Мазандерана и неоднородность природно-климатических условий обусловило у подполковника разделение по географическим признакам. Здесь был большой процент пришлых, переселённых из разных районов страны, этнических групп. Возможно, поэтому население было "предано правительству, освоилось с военной службой" вне зависимости от религиозного и этнического факторов [3, с. 102–110].

     Наибольшую степень противодействия центральной власти А.М. Колюбакин отмечал в туркменах [3, с. 8]. Кочевой образ жизни с присущим ему свободолюбием, суннизм, отсутствие постоянных мест проживания и слабый уровень контроля со стороны местной администрации и центральной власти – три причины нелояльности, прослеживающиеся у подполковника относительно их [3, с. 23–26]. Второе место по степени нелояльности занимали "племена луррийского происхождения" – лурры и бахтиары. Будучи родственными персам, они вели кочевой образ жизни и "к персидскому населению и правительству далеко не дружелюбные" [3, с. 94]. Здесь подполковник отмечал сильную власть местных ханов, прямо связывая этот факт с враждебностью по отношению к Центру [3, с. 91, 94]. Хотя эти племена и давали воинский контингент, но были крайне ненадёжны [3, с. 94–95]. Примерно в том же духе А.М. Колюбакин характеризовал и арабов юга страны. Несмотря на то, что они признавали власть шаха, фактически большая часть из них (за исключением оседлых – феллахов) вела независимый образ жизни [3, с. 101]. На третьем месте по уровню лояльности Центру находились курды. Суннизм и сектанство, распространённое среди них, а также кочевой и полукочевой образ жизни, по мнению аналитика, сделали их опасными для правительства [3, с. 74–75].

     На втором уровне межэтнических отношений у А.М. Колюбакина выделяется та же дихотомия, что во взаимодействии "Центр–периферия": кочевники–оседлые, шииты–сунниты. Хотя в отдельных моментах он от неё отходил. Так, подполковник отмечал ассимиляционное воздействие оседлых тюрок на курдов в местах долгого совместного проживания, как в культурном, так и в хозяйственном плане [3, с. 56]. Исключение из этого этноса составляли каджары, оказавшиеся под сильных культурным воздействием персов [3, с. 61]. "Рассеянность" неявно выступала у А.М. Колюбакина как важный фактор ассимиляционного воздействия. В качестве примера утраты своей этно-религиозной идентичности у него могут служить грузины Восточного Ирана и Мазандерана, переселённые сюда ещё до правления каджаров в качестве военных поселян [3, с. 31, 106]. Сплочённость арабов Хорасана подполковник отмечал в качестве главной причины сохранения ими этнической целостности [3, c. 17]. Вместе с тем, причины сохранения этноса даже в условиях "расеянности! – армян, евреев – из его рассуждений выявить невозможно. В хозяйственном отношении подполковник указывал на "благотворное" влияние оседлых племён на кочевые при их длительном взаимодействии [3, с. 10, 19–20, 78, 82]. В отношениях между этносами А.М. Колюбакин определяющим фактором видел религиозные мотивы. Его центральная линия – противостояние суннитов и шиитов. Наиболее яркие примеры – отношения тюрок-шиитов и персов с курдами-суннитами, туркменскими и узбекскими племенами северо-востока и востока страны [3, с. 23–30, 57–59]. Как следует из описаний племён, вражда эта накладывалась на определённый хозяйственный тип, характерный для того или иного племени. Чаще всего, особо острой она была между кочевниками и земледельцами. Однако, судя по приводимым подполковником материалам, религиозный фактор не всегда играл главенствующую роль [3, с. 17, 76]. Наиболее выразительный пример – шекяки, которые, будучи суннитами, находились во враждебных отношениях и с единоверцами курдами и с другими тюрками-шиитами [3, с. 65]. Интересный материал бесконфликтного взаимодействия представляло население Гиляна и Мазандерана, где автор не отмечал межэтнических проблем, хотя здесь жили вперемешку и сунниты, и шииты, и кочевники, и оседлые [3, с. 102–110]. Причин такого положения он не указывал.

     Подводя итог, следует отметить, что межэтнические отношения в Персии А.А. Колюбакин показывал как бы в двух плоскостях – профессиональной и научно-исследовательской. В разрезе первой его интересовал уровень лояльности отдельных этносов Центру. Регулярные части комплектовались из оседлых, а иррегулярные – из кочевых племён. Поэтому этническая принадлежность напрямую связывалась им с послушностью правительству и степенью участия в вооружённых силах страны. Отсюда же – рассмотрение межэтнических отношений почти исключительно с точки зрения их конфликтности. Вторая плоскость – исследовательская – была задана культурной (или, как сейчас говорят, цивилизационной) парадигмой в подходе к исследуемой проблеме. Этим объясняется большое внимание подполковника к духовно-географической среде обитания отдельных племён и этносов в ущерб социально-экономической.

     В целом, из работы А.М. Колюбакина становится очевидной сложность этнической структуры и межэтнического взаимодействия в Иране ХІХ в. Их составляющими были:

     а) большая роль родо-племенных отношений в рамках большинства этносов. За исключением персов и отдельных малых народов, подполковник вынужден был описывать межэтнические отношения на уровне контактов их отдельных составляющих между правительством и другими племенами. Такова была реальная этническая картина тогдашней Персии с её незавершённостью формирования большинства этносов в единое целое; б) религиозная принадлежность. Здесь акцент А.М. Колюбакин делал на её конфессиональной составляющей – противостоянии шиитов и суннитов, как наиболее значащем для Персии; в) природно-климатические условия. По мнению подполковника, они оказывали решающее воздействие на степень независимости тех или иных племён по отношению к правительству и отношения к другим племенам и этносам; г) хозяйственный тип. Эта составляющая тесно связывалась автором с предыдущей. Противостояние кочевников и земледельцев он видел одной из основ межэтнических контактов в Каджарской монархии. Кочевники рассматривались им исключительно как негативный элемент государства в силу большой свободолюбивости и независимости от Центра, а также угрозы мирному оседлому населению городов и сёл.

     Приоритет в рассмотрении межэтнической жизни Персии с точки зрения конфликтности и культурной этнографической парадигмы предопределил однобокость её отражения. Социально-экономические составляющие не были затронуты. Экономический компонент рассмотрен А.М. Колюбакиным с "культурной" точки зрения. Его интересовали не конкретные экономические факторы и факты, а противостояние хозяйственных типов. "Культурная" направленность проявилась в связках "кочевник–дикарь", "оседлость–цивилизованность", которые прямо или косвенно пронизывают всё описание.

 

© Олег Александрович Гоков,

кандидат исторических наук,

доцент кафедры всемирной истории

Харьковского национального педагогического

университета имени Г.С. Сковороды

 

Иерусалимский вестник Императорского Православного Палестинского Общества.

Выпуск № VII-VIII. 2015 г.

Издательство: Иерусалимское отделение ИППО

Иерусалим. ISBN 978-965-7392-77-5

Страницы 284-288

 

 

Литература

 

1. Алиев С.М. История Ирана. ХХ век. – М.: ИВ РАН–Крафт+, 2004. – 648 с.

 

2. Колюбакин Алексей Михайлович // http://whp057.narod.ru/kolybakin-am.htm.

 

3. Колюбакин. Очерк вооружённых сил Персии в 1883 г. и население как источник комплектования персидской армии (Составлен по русским и иностранным источникам) // Сборник географических, топографических и статистических материалов по Азии. – 1883. – Вып. 4. – С. 35–110; 1884. – Вып. 11. – С. 1–33.

 

4. Этносы и конфессии на Востоке: Конфликты и взаимодействие / Отв. ред. А.Д. Воскресенский. – М.: МГИМО (у),  2005. – 576 с.

 

5. Юрьев М. Общая характеристика населения Исламской Республики Иран // http://www.iimes.ru/rus/stat/2009/28-11-09a.htm .


версия для печати