Юбилеи 2024 года

130 лет
Освящение храма на русском подворье в Яффо 


Храм св. апостола Петра и праведной Тавифы на русском участке в Яффо. П.В. Платонов

130 лет
Кончина архимандрита Антонина (Капустина)

Архимандрит Антонин (Капустин) - начальник Русской Духовной Миссии в Иерусалиме


Антонин Капустин — основатель «Русской Палестины». А. Михайлова


155 лет
Освящение храма св.мц. царицы Александры в Иерусалиме


История здания Русской Духовной Миссии в Иерусалиме с домовым храмом св. мученицы Александры. П. В. Платонов

 

190 лет

Юбилей Василия Хитрово - инициатора создания ИППО

Памяти старого паломника почетного члена и секретаря Императорского Православного Палестинского Общества Василия Николаевича Хитрово + 5 мая 1903 г. И. К. Лабутин

Памяти основателя Палестинского общества. Некрополь Никольского кладбища Александро-Невской лавры. Л. И. Соколова

В. Н. Хитрово — основатель Императорского Православного Палестинского Общества. Н. Н. Лисовой


95 лет
Кончина почетного члена ИППО Алексея Дмитриевского

Алексей Афанасьевич Дмитриевский. Н. Н. Лисовой

135 лет
Кончина благотворителя Святой Земли Александра Казанцева 

Соликамский член Императорского Православного Палестинского Общества Александр Рязанцев и русский благовестник на Елеоне. Л.Н. Блинова

 

Информационные партнеры

Россия в красках: история, православие и русская эмиграция

 

Православный поклонник на Святой Земле. Святая Земля и паломничество: история и современность
Россия и Христианский Восток: история, наука, культура




Главная / Библиотека / Иерусалимский вестник / Иерусалимский вестник ИППО № VII-VIII, 2015 / III. Святая Земля / «Иностранные» корреспонденты архимандрита Антонина (Капустина): обзор документов 1865-1894 г.г., хранящихся в институте рукописи национальной библиотеки им. В.И. Вернадского. Е.В. Чернухин

 

«Иностранные» корреспонденты архимандрита Антонина (Капустина): обзор документов 1865-1894 г.г., хранящихся в институте рукописи национальной библиотеки им. В.И. Вернадского

 

     Жизнь и деятельность архимандрита Антонина (в миру — Андрея Ивановича Капустина, 1817—1894) в последние десятилетия находится в центре внимания многих исследователей, каждый из которых по-своему воспроизводит те или иные страницы его жития, восстанавливая события из истории Российской Империи и православных Церквей России, Греции и Ближнего Востока[1].

 

 

Архимандрит Антонин (Капустин) - начальник Русской духовной миссии в Иерусалиме. (1865-1894)

Архимандрит Антонин (Капустин)

начальник Русской духовной миссии в Иерусалиме. (1865-1894)

 

 

     Действительно, роль и значение архимандрита Антонина велики в самых различных областях человеческой истории, и далеко не все грани этой масштабной личности уже рассмотрены его многочисленными поклонниками.

     В решении многих вопросов, связанных с исследованием деятельности архимандрита Антонина, могли бы помочь аннотированные указатели соответствующих документов, хранящихся в хранилищах различных городов и даже стран, но их, к великому огорчению, еще нет.

     В данной статье будет предпринята попытка ввести в научный обиход часть документов из рукописных собраний Института рукописи Национальной библиотеки Украины им. В.И. Вернадского (далее — ИР НБУВ) в Киеве. Все эти документы имеют непосредственное отношение к архимандриту Антонину или деятельности Русской Императорской Духовной Миссии в Иерусалиме 1865—1894 гг.

      Всем исследователям, разумеется, известны основные места хранения материалов, связанных с историей Миссии и с деятельностью архимандрита Антонина. Однако в редких случаях мы можем с полной определенностью описать пути и обстоятельства поступления этих разрозненных на сегодняшний день документов в те или иные рукописные собрания. Ведь очевидно, что все они восходят к единому некогда целому — личному архиву архимандрита.

     Киевская часть первоисточников, освещающих деятельность Миссии и самого архимандрита Антонина, находится в составе фонда ХІІІ, об истории которого стоит рассказать подробнее.

     Фонд ХІІІ, в обиходе — «Архив Синода», а первоначально, судя по записям на «деле» фонда, «Архив канцелярии обер-прокурора Синода» или даже «Канцелярия обер-прокурора Победоносцева», как он назван в ранней статье заведующего отделом рукописей 1957—1985 гг. М.П. Визиря (1924—2012)[2], был образован в 1957 г. В его состав вошли материалы, переданные в отдел рукописей в два этапа (в 1945 и 1946 гг.) Евгенией (Воловик), вдовой незаслуженно забытого ныне ученого Владимира Ивановича Барвинка (1879—1943). Первое поступление происходило в ноябре 1945 г. Тогда были переданы «217 папок» в «20—30 ящиках», или «3-4 погонных метра», иначе — «200-300 кг», материалов[3]. Через год вдова передала еще 54 папки[4]. Эти передачи или, скорее, сделки была совершены вполне официально. Вначале, еще в марте 1945 г., Евгения Воловик обратилась к администрации Киевского университета с предложением приобрести архивные материалы. Уже 4 апреля их рассмотрел сотрудник университетской библиотеки Ф.П. Максименко (1897—1983) и к 25 апреля составил предварительный список документов. По известным причинам библиотеки тогдашних университетов были ограничены в возможностях приобретения рукописей, и все дело было перенаправлено в управление Академии наук УССР, собственно, в ее научную библиотеку (на тот период — Библиотека Академии наук). 30 мая состоялась еще одна экспертная оценка содержимого архива, а 23 июня был подписан акт о целесообразности приобретения материалов ввиду их исключительной исторической ценности. Среди прочего члены комиссии известные библиографы С.И. Маслов (1880—1957), Н.М. Ткаченко (1892—1965) и И.А. Немчинов (1892—?) отмечали, что запрашиваемая владельцами цена в 16 000 рублей отнюдь не высока, учитывая, к примеру, «стоимость в стране макулатуры»[5].  

     Испрошенные деньги были, разумеется, выплачены, что косвенно подтверждает и поступление оставшихся 54 папок в 1946 г. В этом эпизоде несколько смущает только одна деталь, а именно — обращение вдовы В. Барвинка к администрации Киевского университета, поскольку годом ранее в 1944 г. непосредственно в БАН была безвозмездно передана библиотека ученого в количестве 7820 книг[6]. Возможно, в 1945 г. семья В. Барвинка уже искала более выгодного покупателя. 

     Таким образом, время и способ передачи в библиотеку материалов, составивших позднее ф. ХІІІ, документированы достаточно четко. Равным образом мы можем судить и о времени систематизации, описания и пополнения фонда в 1957—1959, 1980 и 2005 гг. Не так обстоят дела с историей перехода материалов в собственность самого В.И. Барвинка.

     Как известно, В. Барвинок после окончания Киевской духовной академии продолжил учебу в Санкт-Петербурге и сделал достаточно удачную для молодого человека столичную карьеру. В 1911 г. он защищает магистерскую диссертацию, посвященную творчеству Никифора Влеммида, вызвавшую живой отклик уже известного в то время историка церкви и византиниста И.И. Соколова (1865—1935)[7]. В последующие годы В. Барвинок преподает в различных учебных заведения Санкт-Петербурга, но, по-видимому, основным местом службы для него была должность секретаря в канцелярии обер-прокурора Св. Синода.

     К концу 1917 г. всем жителям столицы, надо полагать, стали очевидны новая политическая ориентация властей и конец «синодального периода» в истории Русской Православной Церкви. В. Барвинок, подобно многим своим питерским коллегам, устремляется на Юг в надежде переждать «вихри враждебные» и вскорости оказывается на своей исторической родине в г. Киеве. Каким образом и с какой, собственно, мотивацией был осуществлен перевоз «200-300 кг» упомянутых «погонных метров» архивных материалов, остается только догадываться. Если мы обратимся к описанию архива самого архимандрита Антонина, сделанного в канцелярии Св. Синода в августе 1894 г. по прибытию архива из Иерусалима, мы легко обнаружим, что киевские материалы, связанные с именем архимандрита или с историей Миссии, представляют собой фрагменты ІV—VІ частей описания. Именно в этих частях находились «несброшюрованные тетради» писем 1860—1894 гг.[8] Между тем, сегодня в ф. ХІІІ находится 6550 ед. хр., из которых лишь около 600 единиц можно почесть так или иначе связанными с деятельностью Миссии или самого архимандрита Антонина. Остальные же — самые различные документы 1721—1917 гг. Таким образом, маловероятно, что В. Барвинок вывозил из Санкт-Петербурга именно «иерусалимскую» часть документов архива. Остается предположить некую случайность в подборе вывозимых материалов и даже некоторую нерациональность самих намерений. Впрочем, намерения могли быть и вполне благими, например, спасение исторического наследия России (или Православной Церкви) от большевиков.

     В отличие от многих свои коллег (в том числе переселившихся в то смутное время на Украину) В. Барвинок не пострадал (физически) после вступления в Киев отрядов российских большевиков в начале 1919 г. Подобно И. Соколову и некоторым другим историкам ему удалось довольно безболезненно трансформироваться из российского ученого-византиниста и историка церкви в украинского — в период Украинской народной республики и образования Всеукраинской академии наук, а позднее — в советского украинского ученого внутри той же Академии. В. Барвинок плодотворно сотрудничал с Академией наук и ее отделениями, в частности с Всеукраинской археологической комиссией, и неоднократно бывал в командировках в Москве и Ленинграде. Его проблемные работы советского периода, посвященные истории культуры, искусства и книгопечатания, не утеряли научной ценности и сегодня. Где находился все это время «архив Синода»? Очевидно, там же, откуда он позднее поступил в Библиотеку АН, т.е. на киевском Подоле, по ул. Кирилловской 31, где исстари проживала семья Барвинков.

     Ни о каких попытках владельца архива «пристроить» его куда-либо в этот особый период нашей истории ничего не известно. Использовать материалы архива для собственных исследований В. Барвинок никак не мог по причине совершенно иной их направленности.

     Подробная характеристика материалов ф. ХІІІ не входит в число задач, поставленных в этой статье. Тем не менее, хотелось бы высказать ряд замечаний. Систематизация и описание документов, выполненные в 1957—1959 гг. по методу «скоростной» обработки, по меньшей мере, далеки от совершенства. Отсутствие осмысленного членения материалов на группы или разделы, непоследовательное соблюдение тематического, хронологического и алфавитного принципов (я бы даже сказал — лишь попытки их применения) усложняют поиски каких-либо конкретных документов. Иными словами, не просмотрев до конца всю картотеку (или инвентарную опись), нельзя быть уверенным в наличии или отсутствии искомого. Но хуже всего, что ряд «дел», или единиц хранения, состоит из огромного количества листов (до 250!), объединенных условными названиями: «переписка», «письма разных лиц», «расписки, счета на иностранных языках» и т.п. 

     Мое первое знакомство с фондом состоялось в 1989—1991 гг. в период подготовки к изданию каталога греческих рукописей в киевских хранилищах. В те годы проводилась работа по выявлению в фондах ИР НБУВ греческих текстов. В итоге, в число греческих документов, перечисленных в каталоге, вошло 158 ед. хр. из ф. ХІІІ, главным образом письма к архимандриту Антонину от его «греческих» корреспондентов[9]. Внимательно прочитать эти письма долгое время оставалось моей мечтой, осуществить которую мне посчастливилось лишь в конце минувшего года.

     Поскольку параллельно с прочтением «греческих» писем обнаружились «недоописанные» ранее документы на английском, арабском, итальянском, немецком и французском языках (в составе упомянутых обобщенных «дел»), я счел возможным посвятить данную статью всей иностранной корреспонденции и некоторым другим документам, имеющим отношение к архимандриту Антонину. В ряде случаев в статье будут упомянуты или даже рассмотрены и некоторые другие источники, в той мере, в какой это необходимо для связности и убедительности изложения. Письма и телеграммы «русских» корреспондентов архимандрита на иностранных языка в данной статье, как правило, не рассматриваются, поскольку все они связаны с несколько другим культурным контекстом. По той же причине не затронуты автографы (письма, записки) архимандрита Антонина на иностранных языках.

     В будущем, при условии создания базы данных о всех корреспондентах архимандрита Антонина можно будет предпринять попытку провести типологическое разделение данных по различным признакам: этническим, географическим, хронологическим или, к примеру, гендерным. Имея сегодня в своем распоряжении лишь незначительную часть гипотетического архива архимандрита Антонина, а в качестве предмета исследования избрав письма и документы на иностранных языках, я ограничусь «классическим» и относительно свободным повествованием о прочитанных мною документах.

     Несколько неожиданным для читателя может оказаться отсутствие в архиве сколько-нибудь значительного числа писем от первенствующих лиц церковной иерархии — в данном случае от предстоятелей Восточных церквей. Трудно сказать, утеряны ли они, похищены или, напротив, изъяты еще работниками Св. Синода для пущей сохранности, или же их малое количество как-то отражает саму «природу вещей», т.е. ограниченность прямых письменных контактов архимандрита Антонина с высшим духовенством православного Востока.

     Как бы там ни было, но  на сегодняшний день мы можем рассмотреть лишь 23 письма (в том числе записки) от лиц духовного состояния в данной категории документов. Среди них мы не обнаружим знаменательных «исторических» документов. Перед нами, скорее, открывается картина будничных взаимоотношений людей, объединенных общим служением на благо Церкви.

     Так, «бывший» патриарх Константинопольский Иоаким (1834—1912) 1 апреля 1891 г., находясь в вынужденном изгнании на Афоне в своей келье в Милопотамо, пишет архимандриту Антонину сухое и довольно стандартное письмо с подтверждением получения им двух панагий и креста для богослужения[10]. Других писем от представителей Вселенской церкви в архиве не сохранилось.

     Разумеется, более близкие отношения должны были складываться у архимандрита Антонина с «соседними» Церквями. Действительно, многие общие дела подразумевали хотя бы формальное сотрудничество. Так, митрополит Вифлеемский Анфим в письме от 9 февраля 1879 г. благодарит архимандрита Антонина за материальную помощь и очень тонко уходит от предметного обсуждения какого-то общего и понятного для обеих сторон дела[11].    

     25 августа того же года Преосвященный просит уточнить русское и греческое написание имен в списках членов императорской семьи для их вернейшего произнесения во время службы, а в мае 1880 г. пишет записку о том, что все готово для принятия консула В.Ф. Кожевникова (1829—1885), и просит прислать певчих пораньше, а графа А.Г. Строганова (1795—1891) он был бы рад увидеть на литургии[12].

     Другой архиерей, архиепископ Иорданский Епифан, в новогоднем поздравлении от 1 января 1891 г. приветствует новые археологические открытия архимандрита Антонина на Елеонской горе[13], что подтверждает известную «публичность» всех исторических изысканий начальника Русской Духовной Миссии.

     11 апреля 1891 г. митрополит Петрский Никодим в официальном послании сообщает архимандриту Антонину об отставке патриарха Иерусалимского Никодима (1828—1890) и избрании патриархом Герасима (1839/41—1897), бывшего до этого патриархом Антиохийским (в 1885—1891 гг.). По сему случаю, пишет Преосвященный, требуется соблюдение канона о поминовении имен предстоятелей Церквей во время литургии в русских церквях Палестины[14].

     6 июня того же года архиепископ Кирьякуполиса Даниил, он же — председатель опекунского совета Школы для девочек в Иерусалиме, приглашает архимандрита Антонина посетить выпускные экзамены[15].

     Совершенно особое место в переписке занимают послания архимандрита Никодима (1828—1910) из Москвы 1879—1880 гг.[16] — довольно сложный период в жизни архимандрита Антонина и всей Миссии. Архимандрит Никодим с 1877 г. был настоятелем Иерусалимского подворья в Москве и представителем иерусалимского патриарха в России. В то же время он принадлежал к тем, кого можно было бы назвать «глаза и уши» архимандрита Антонина. Таких лиц, к слову сказать, было не мало. Будучи вхож в клерикальные и светские круги России, столь далекие уже в то время от архимандрита Антонина, Никодим считал своим долгом оповещать его обо всем происходящем. В первом из писем, от 4 января 1879 г., Никодим докладывает о передаче ему местным миссионерским обществом 3-х рублей и газет для Миссии, которые можно будет получить через их общего друга Х. Мазараки († 1892). В двух последующих письмах от 15 марта и 8 апреля 1880 г. речь идет о новых перемещениях и назначениях в МИД: о В.Ф. Кожевникове, Н.А. Иларионове, о назначении К.П. Победоносцева (1827—1907) обер-прокурором Св. Синода, а Н.К. Гирса (1820—1895) министром. Между прочим, архимандрит Никодим высказывает грустную мысль о своей личной судьбе: «не прожить ли остаток жизни в одном из Крымских монастырей, если в Палестине мы все разрушили»? В последнем из сохранившихся донесений архимандрита Никодима речь идет о скором прибытии в Иерусалим Василия Николаевича Хитрово (1834—1903). Как мы знаем, опасения архимандрита Никодима относительно Палестины и надежды провести остаток дней в Крыму не оправдались. Через несколько лет, в 1883 г.,  он был заочно избран патриархом Иерусалимским и оставался на престоле до 30 июля 1890 г., после чего удалился на о. Халки.

     Три послания другого представителя или, скорее, специального посланника по надзору за имуществом метохов Братства Св. Гроба, можно, по их риторике, условно отнести к числу «просительных» писем[17]. Судя по приветствиям, передаваемым в каждом из писем иеромонахам Веньямину и Стефану, иеродиакону и Якову Халебису (1847—1901), архимандрит Кирилл (Афанасиади) был достаточно давним и близким знакомым Антонина и всего клира Миссии. Письма архимандрита Кирилла лиричны и не лишены исторического интереса. Первое его письмо было написано в Иерусалиме 18 ноября 1877 г. и получено архимандритом Антонином 8 января 1878 г. в Пирее. В письме архимандрит Кирилл описывает посещение опустевших помещений Русской миссии, пишет о влиянии войны на состояние монастырей — сетует на отсутствие средств даже «на хлеб и еду». Примечателен постскриптум с заметкой о дожде 8 ноября, длившемся 24 часа и затопившем монастырь Саввы Преосвященного. В другом письме, полученном архимандритом Антонином 2 марта 1878 г., также в Пирее, Кирилл Афанасиадис со скорбью описывает жалкое состояние библиотеки «своего» монастыря с немалым числом рукописей и старопечатных книг. Наконец, третье письмо, написанное 15 сентября 1880 г. в Левкосии живописует другой «его» монастырь, на это раз указано название — св. Георгия Царей Лузнианских («ῥηγάδων λουσνιανῶν», в настоящее время — на оккупированной северной территории), древние надгробия и саркофаги святых, природу острова и приглашает архимандрита Антонина в гости.

     Нам известны имена еще двух архимандритов из числа корреспондентов Антонина, принадлежавших к палестинскому кругу его знакомых, но из-за краткости их сообщений трудно определиться с «историческим» контекстом этих записок. Так, архимандрит Фотий Александридис, ректор Богословской школы в Иерусалиме, 8 сентября 1871 г. получил от архимандрита Антонина 187, 5 гросиев за «15 листов османских кодексов»[18]. Другой архимандрит, Нестор, в записке от 1 ноября 1890 г. сообщал архимандриту Антонину о некоем Михалисе, который собирает древности и «просил что-нибудь с Фавора». Предположительным местом, где можно найти Михалиса, назван монастырь Саввы Πρеοсвященного[19].

     Географически и «эпистолярно» близким к Русской Духовной Миссии оказывается и другой значительный центр православия — Синайская гора. 4 декабря архиепископ Синайский Каллистрат (ІІІ Рокас, 1867—1885) пишет рекомендательное письмо для Антония Хариатиса (1825—1892), архиепископа Керкиры (1870—1881), направляющегося в Иерусалим поклониться Гробу Господнему и, естественно, архимандриту Антонину[20].

     Поводом для следующих четырех писем из синайского монастыря св. Екатерины к архимандриту послужил приезд русского паломника Анемподиста Алексеевича (Носова, 1830—1892). Очевидно, что по прибытии в Палестину паломники первоначально посещали Иерусалим и, конечно же, архимандрита Антонина, который частенько давал им различные поручения. Итак, 25 ноября 1886 г. «изгнанник» Фотий (по-видимому, Фотий Пероглу, избранный патриархом Иерусалимским в 1883 г., но не утвержденный Портой, позднее — выдающийся патриарх Александрийский) после разговора с Анемподистом спешит сообщить архимандриту Антонину о своей радости по случаю вестей о нем, о том, что имя архимандрита Антонина тотчас помянули на службе, и просит помянуть в молитвах также имена синаитов[21]. В тот же день Фотий пишет архимандриту короткую записку с просьбой принять две коробки с «манной» синайской через того же Анемподиста Алексеевича[22].

     На следующий день, 26 ноября 1886 г., пользуясь присутствием нарочного, пишет свои письма синайский архимандрит Никифор[23]. В первом письме он признается, что всегда хотел познакомиться с архимандритом Антонином и теперь, пользуясь случаем, выражает ему свою искреннюю любовь, но при этом, не забывая о земном, просит помочь в издании многолетнего труда, «как это уже сделал ранее генерал Игнатьев». Во втором письме, написанном в тот же день, Никифор замечает, что в письмах из России, переданных Анемподистом, речь идет о ризах для богослужения, которые почему-то еще не дошли, и потому просит архимандрита Антонина не мешкать с передачей их на Синай, как только они будут присланы. Это последнее письмо подписал также скевофилакс монастыря архимандрит Григорий.

     Известный своей щедростью архимандрит Антонин, несомненно, привлекал внимание греческого клира и этой своей чертой. Так, иеромонах Авраамий в письме от 18 февраля 1890 г. (где-то из окрестностей Иерусалима  — письмо получено в тот же день) просил прислать «кадило»[24], а безымянный для нас (подпись не читается) священнослужитель с о. Крита, сетуя на пагубные последствия восстания, умолял оказать помощь церкви св. Николая в виде «священного набора» принадлежностей (письмо получено 19 апреля 1880 г.)[25].

     К числу своего рода корреспондентов архимандрита Антонина осмелюсь причислить «по факту» и всех настоятелей или эпитропов святогорских монастырей и скитов. Во всяком случае, в архиве сохранились расписки из 17 греческих обителей, написанные по-гречески, и еще 6 документов — по-русски (Зограф, Пантелеймонов, Ильинский скит, Андреевский скит, келия св. влкм. Артемия при Лавре св. Афанасия, келия свят. Василия Великого). Все они были составлены в период с 21 мая по 29 июня 1880 г. и однообразны по содержанию, так как даны в подтверждение получения от Русской духовной миссии в Иерусалиме через посредство Русского Пантелеймонова монастыря различных сумм (от 4 до 20 рублей) на помин души Василия Петровича Артюха[26]. О личности последнего ничего не известно. На всех расписках монастырей, скитов и келий сохранились оттиски круглых печатей или штампов, а одна из русских расписок была сделана на типографском бланке упраздненной позднее келии Св. Василия Великого.

     К сожалению, рассмотренные нами письма составляют, по всей видимости, лишь ничтожную часть всей существовавшей когда-то переписки архимандрита Антонина с представителями Греческой и Восточных церквей, не говоря уже о том, что недоступной и, скорее всего, навсегда утерянной является обратная сторона вопроса — письма самого Антонина.

     Значительно представительнее выглядит светская часть переписки на иностранных языках. Большая часть из них написана по-новогречески и составлялась в пределах Османской империи или Греческого королевства. Но писали архимандриту Антонину также из стран Западной Европы на английском, итальянском, немецком и французском языках. В данном разделе статьи будет освещена большая часть этих писем с учетом, по-возможности, и некоторых других документов (уведомления, квитанции, телеграммы, счета и проч.), направленных или представленных в свое время архимандриту Антонину.

     Прежде всего, хотелось бы обратить внимание на естественное окружение архимандрита Антонина в самом Иерусалиме, где к тому времени (уже с начала ХІХ в.) сложился определенный круг «западноевропейской» элиты, привлеченной по разным причинам на Восток. Не секрет, что и сама Миссия возникла как своего рода ответ на деятельность латинской и других Церквей на земле обетованной. Судя по сохранившимся документам, архимандрит Антонин достаточно органично вошел в среду, которая давно уже питала столь известных в Леванте и Палестине деятелей, как Христиан Фридрих Спитлер (1782—1867)[27], Яков Валеро (1813—1874)[28], Мельвиль Петер Бергхайм (1815—1890)[29], Йоган Людвиг Шнеллер (1820—1896)[30], Жозеф Юлиан Овербек (1820—1905)[31], Кондрад Шик (1822—1901), Йоган Фрутигер (1836—1899)[32] и др. Конечно, по большей части, эти отношения были деловыми — об этом свидетельствуют десятки бланков с различными заказами архимандрита Антонина, уведомления ему о доставке товаров или квитанции об их оплате. Вместе с тем, в те далекие времена, когда подобные документы составляли и подписывали сами контрагенты (в данном случае архимандрит Антонин и главы компаний), между участниками сделок неминуемо должны были возникать и неформальные отношения. Более определенно мы можем судить о дружеских отношениях с Конрадом Шиком. В архиве сохранилось несколько писем с подписью «Баден-Вюртембергского архитектора», как он себя сам называл, принимавшего деятельное участие в Русских постройках[33].

     Тщательное изучение деловых записок и других документов от известнейших европейских дельцов, направленных архимандриту Антонину, может послужить хорошим подспорьем в осуществлении таких проектов, как реконструкция его личной библиотеки (сохранились десятки заказов на различные печатные издания), описание повседневного быта Миссии или истории приобретения и постройки «русских» домов и церквей в Палестине.

     К естественной среде архимандрита Антонина следует отнести и официальных представителей различных конфессий или государств в Иерусалиме. Тут наши сведения покамест довольно скудны, но мы знаем, что консул Великобритании Джон Диккенс 19 мая 1891 г. просил архимандрита Антонина поселить на несколько дней в одном из Русских домов в Айн-Керем супругу английского епископа Джорджа Френсиса Блита (Blyth, 1832—1914). Письмо, кстати, написано по-новогречески[34]. Подобные просьбы поступали и от других консулов[35].

     Среди особенных деловых партнеров архимандрита Антонина назовем врачей и фармацевтов. Сохранилось несколько документов: квитанции из афинской аптеки Димитрия Василиу от 1 апреля 1878 г.[36]; пирейской аптеки Д. Сурваса от 10 апреля 1878 г.[37] и «согласие» родосского врача Антония Аргиропуло от 3 сентября 1878 г. приехать в Иерусалим[38].

     Своего рода интеллектуальной средой для архимандрита Антонина продолжали оставаться его афинские коллеги и друзья Георгий Ламбакис (1854—1914), основатель Христианского археологического общества, и эксперт Национального нумизматического музея при Национальной библиотеке Ахилл Постолакас (1821—1897)[39]. Их связывали общие интересы в области археологии, нумизматики, палеографии. Так, Г. Ламбакис  в своем письме от 13 июля 1890 г. сообщает о готовящихся изданиях и о выходе новых книг по истории, о каталогах греческих рукописей, просит древние русские церковные облачения для Христианского музея[40]. В другом письме от 14 мая 1891 г. он благодарит за высланные деньги и, в свою очередь, отсылает архимандриту 4-й том описания монастыря в Дафни, интересуется архитектурными планами церквей[41].

     Общие интересы связывали архимандрита Антонина с одним из наиболее известных палеографов ХІХ — начала ХХ вв. А.И. Пападопуло-Керамевсом (1856—1912). Правда, в архиве сохранилось лишь одно письмо от 29 сентября 1878 г. из Смирны, в котором А. Пападопуло-Керамевс благодарит архимандрита за присланные монеты и просит приобрести для него другие «недорогие серебряные», а также выслать каталог греческих рукописей «Вашего монастыря»[42].

     О научных интересах архимандрита Антонина свидетельствует его деловая переписка с Жозефом Вино (1829—1905), председателем Астрономического общества в Париже[43]. В этих письмах обсуждаются главным образом научно-технические вопросы — как известно архимандрит Антонин был заядлым астрономом-любителем. Разумеется, именно Жозеф Вино поставлял в Иерусалим необходимое оборудование. Среди других известных лиц — Карл Вильгельм Гирсеманн (1854—1928)[44], глава антикварной и книжной лавки в Лейпциге, и кто-то из наследников Фридриха Арнольда Брокгауза (1872—1823)[45]. Эти отношения, скорее всего, также были исключительно заочными, но сохранившиеся документы помогут в воссоздании состава библиотеки архимандрита Антонина.

     Иоаннис Петридис, председатель старейшин греческой общины в г. Нигде (на севере исторического Карамана) в письме от 16 июня 1890 г. благодарит архимандрита Антонина от имени общины за присланный колокол и описывает бедственное положение греческого населения[46]. 27 августа того же года уже Димитрис Петридис сообщает о своем отъезде в Константинополь и о посылке в Миссию «пары ковров» через архимандрита Иосифа[47].

     Следующих лиц из круга Антонина условно можно назвать друзьями по переписке, так как далеко не всегда можно предположить регулярность или вообще наличие визуального контакта. О дружественности же отношений можно заключить из текстов посланий со многими интимными подробностями о семейных отношениях, болезнях и маленьких трагедиях, о которых не принято оповещать посторонних. Этих друзей можно также характеризовать как отдаленных в географическом отношении: это следует прежде всего из адресов — письма приходили из далеких от Палестины городов. Впрочем, в отдельных случаях можно допустить и временное разделение «друзей» в пространстве — на период составления писем.

     Наиболее объемно представлены в архиве письма и записки Николая К[oнстантиновича?] Николаидиса[48], возможно, одного из самых близких и примечательных из числа младших поклонников архимандрита Антонина. Принимая во внимание письма к архимандриту от сестры[49] и невесты Н. Николаидиса[50], а также письма его сестры[51] и Н. Хрисопуло[52] к самому Н. Николаидису, мы располагаем количеством документов, достаточным для воссоздания образа нашего героя.

     К сожалению, дать объективную справку о Н. Николаидисе, основываясь на доступных мне информационных ресурсах, на данный момент не представляется возможным. Поэтому все изложенное ниже следует почти исключительно из упомянутой переписки.

     Первое из сохранившихся писем Н. Николаидиса написано 1 марта 1878 г. в Константинополе, последнее 23 января 1894 г. в Париже. Но кое-что можно смело предположить и о более раннем периоде его жизни. Так, в одном из писем, жалуясь, по своему обыкновению, на начальство, он пишет, что работает при русском посольстве уже 5 лет. В другом письме, в сходном по содержанию пассаже он говорит уже о семи годах наблюдения за посольской жизнью. Как бы там ни было, но он как вероятный уроженец Константинополя, видимо, давно был связан с пророссийскими кругами города, что, впрочем, характерно для всех фанариотов, к коим он и принадлежал. Причина постоянных терзаний этого еще молодого человека состояла в попытке осуществления вожделенной мечты занять место «третьего переводчика» при посольстве России. Это место, судя по его словам, официально не было занято, но по ряду причин кандидатура Н. Николаидиса постоянно отвергалась. Оснований для этого у начальства могло быть много. Назовем главные: Н. Николаидис был «турецкоподданый», что само по себе не служило препятствием, но, понятное дело, принималось во внимание. Далее, у МИД России не хватало средств для содержания «третьего переводчика», претендент не знал русского и турецкого языков и, наконец, самое главное, по мнению самого Н. Николаидиса, отрицательное отношение к нему «господина Ону». Почти все письма периода 1878—1880 гг. полны различного рода личных жалоб на М.К. Ону (1835—1901) и всяческих разоблачений его «подрывной для российской дипломатии деятельности». При таком отношении к Н. Николаидису со стороны непосредственного начальника возникает закономерный вопрос, почему вообще при посольстве держали Н. Николаидиса? Попробуем разобраться в этом вопросе подробнее.

     Фамилия Николаидис (что-то вроде рус. Николаев) была весьма распространена в восточной части греческого мира, а в ХІХ в. мы без труда обнаружим десятки именитых и тысячи вовсе ничем не проявивших себя ее носителей. Но приглядимся к родственным связям нашего героя. Его невеста — Юлия К. Севастопуло. Ее мать — «старшая кузина русского консула в Смирне Мусури». Представители этих известных родов издавна были тесно связаны узами родства с константинопольскими Николаидисами, к которым видимо имел честь принадлежать и наш Николай[53]. Факт подобного родства и, естественно, вытекающих из этого знакомств поможет объяснить, почему летом 1878 г. прибывший в Константинополь первый драгоман посольства Н.Д. Макеев передает Н. Николаидису в дар золотые часы с цепочкой от великого князя Николая Александровича — к удивлению и тайному негодованию всех сослуживцев. В ответ на недоуменные вопросы коллег Н.Д. Макеев только повторяет: «меня попросили, я и передал».

     Не прекращая попыток устроиться на службу в посольство, Н. Николаидис посвящает архимандрита в свои планы занять место начальника телеграфа в Болгарии или директора Николаевского госпиталя в Константинополе, как это ему обещает полномочный министр в Греческом королевстве П.А. Сабуров (1835—1918). Похоже, его устраивает любая постоянная работа в государственных учреждениях.

     Чем же занимается Н. Николаидис помимо «основной» работы с переводами и поисков сведений о константинопольской церкви (в одном из писем он прямо говорит о возможности учреждения при посольстве места «помощника переводчика по церковным делам») для посольства? Оказывается, что в свободное время он пишет исследования (διατριβή) и публицистические статьи на различные политические и социально значимые темы, активно следит за европейскими изданиями, в том числе на территории Османского государства. Об этих изданиях он докладывает в письмах архимандриту Антонину или пересылает ему последние их выпуски. Так, в письмах упомянуты: «L'Orient», «Courrier d'Orient», «Le Messageur de Constantinople», «Levant Herald», «Temps Nouvaux», «Θράκη», «Νεολόγος» и др. Перечень написанных им за два года статей и очерков, часть которых от отсылал архимандриту Антонину в рукописи или в печатном виде (к сожалению, утеряны) довольно внушителен. Показательны и некоторые названия: «Étude sur la caractère de Gouvernants en Russie», «La politique de la Russie et du général Ignatieff dans les questions contemporaines de l'Orient» для издания «Stamboul»; «L'Église Orthodoxe» для «Le Messageur de Constantinople»; «Εὐρώπη καὶ Ἀσία», «Ἀσία καὶ Ἑλλάς» для «Moniteure Universel»; биография патриарха Кирилла и т.п. Пишет Н. Николаидис, как правило, по-гречески, а затем самостоятельно или при помощи переводчиков готовит тексты по-французски, по-английски или по-русски. В одном из писем он сообщает, что основал церковную газету, заложив упомянутые золотые часы, но она, скорее всего, в тот период не вышла, поскольку далее об этом проекте в письмах не упоминается. Однако даже заметный успех на журналистском поприще не спасает семью Н. Николаидиса от удушающей бедности и он продолжает борьбу за получение места государственного служащего. Не последнюю роль играет в деле трудоустройства и часто упоминаемый в письмах граф Н.П. Игнатьев (1832—1908), с которым Н. Николаидис, конечно же, был знаком, если действительно, как он пишет, работал при посольстве России в Константинополе более пяти лет.

     Второе полугодие 1878 г. проходит в хлопотах. Работой в посольстве он обеспечен, но без официального трудоустройства. В августе угас после длительной болезни вселенский патриарх Иоаким (1802—1878). Его болезнь, кончина, связанные с этим интриги и подготовка к выборам как-то оправдывали присутствие Н. Николаидиса в посольстве, несмотря на происки и козни «господина Ону».

     Однако к концу года нервы Н. Николаидиса сдают и он внезапно отправляется в Санкт-Петербург «искать правды».

     Кровно заинтересованные в скорейшем трудоустройстве Н. Николаидиса мать, сестра и невеста лично пишут письма к принцу А.П. Ольденбургу (1844—1932) с просьбой ходатайствовать о каком-либо назначении их родственника на службу. Подобные просьбы в это время получал и архимандрит Антонин, во всяком случае, и мать, и сестра и особенно невеста Н. Николаидиса горячо благодарили архимандрита Антонина за участие в его судьбе.

     Уезжает Н. Николаидис со скандалом, против воли начальства, заняв денег на билет и с паспортом на имя «Николаса Косма» как «преследуемый турецкими властями». Эта его «командировка» длится около полугода. Прибыв в столицу без достаточных рекомендаций, не владея русским языком, Н. Николаидис тем не менее развивает невероятную активность.

     Прежде всего он встречается с К. Николаидисом (характер сообщения не позволяет предположить, что это его отец или близкий родственник), который дает ему 150 руб. серебром на шубу. В числе знакомых Н. Николаидиса находим многих бывших или действующих на Востоке дипломатов и политиков. Используя различные приемы, он добивается встречи с принцем А.П. Ольденбургом, с В.Ф. Кожевниковым, с бароном Ф.Р. Остен-Сакеном (1832—1916), К.П. Победоносцевым и многими другими сановниками. Наконец, встречается с Н.К. Гирсом (1820—1895), который обещает доложить его вопрос Императору. Между тем, Н. Николаидис умирает от голода и жестоко страдает болезнями глаз и ревматизмом, относит последние вещи и белье в «Mont de Πiété». Спасают 200 руб., переданные от архимандрита Антонина[54], и гонорары от опубликованных в Петербурге статей.

     Наконец, в письме от 12/24 июля 1879 г. Н. Николаидис с радостью сообщает, что Император распорядился выдать его матери через посольство 4 000 руб., из них 300 — ему на возвращение в Константинополь, а также рекомендовал  его П.А. Сабурову, который «кажется, назначается послом». Окрыленный успехом Н. Николаидис отправляется в обратный путь.

     Уже первое письмо, отосланное им архимандриту Антонину после возвращения 25 июля 1879 г., не столь оптимистично: деньги еще не пришли, душат долги, а «господин Ону — очень мил». В этом же письме Н. Николаидис подтверждает, что вопрос о Миссии решен положительно, а назначение В.Ф. Кожевникова в Иерусалим — «верное». Следующее письмо Н. Николаидис пишет 27 сентября 1879 г.: на этот раз деньги уже пришли, но большую часть их пришлось отдать за долги, подал прошение на имя посла относительно места директора Николаевского госпиталя, но секретарь В.А. Теплов дал дельный совет «вовсе не ходить в посольство»…

     Последнее из этого без малого двухгодичного цикла переписки письмо, от 14 сентября 1880 г., написано в Константинополе, но по-французски, и полно привычных жалоб и все тех же несбыточных надежд. Новый посол Е.П. Новиков (1826—1903) и «господин Ону встретили очень хорошо, но от первого ничего не жду, а второй обещал место директора больницы, если я замолвлю слово о нем перед графом Игнатьевым». Похоже, что уже окончательно рухнули надежды на место при посольстве — против высказались и А.К. Базили (1846—1902), и В.А. Теплов.

     Между тем, те два летних месяца 1880 г. Н. Николаидис провел в Европе. В Лондоне встретился с премьер-министром В.Э. Гладстоном (1809—1898) и договорился с ним о подписке на издание своей книги. Напротив этого места в письме архимандрит Антонин ставит жирный восклицательный знак. Среди других новостей: о лондонской греческой диаспоре, о реакции посла Е.П. Новикова на возможную отставку патриарха, о выборах нового, об иереях в Константинополе и т.д.

     Как и следовало ожидать, не переводческая и не дипломатическая карьера даровали в конце концов успех Н. Николаидису. Подробности его дальнейшей карьеры и отъезда их Константинополя мне не известны. Но финал этой нашей своеобразной «эпистолярной биографии» очень показателен.

     6/18 июля 1889 р. Каллироя Николаидис пишет брату письмо из Константинополя в Париж. После обычных семейных новостей она также, как в свое время ее брат, передает светскую хронику, в том числе последние слухи об архимандрите Антонине. Это последнее сообщает письму особую ценность и Н. Николаидис пересылает его архимандриту Антонину. Чем занимается в то время сам Н. Николаидис, не ясно. Но в начале 1893 г. он учреждает в Париже журнал под претенциозным названием «L'Orient et L'Abeille du Bosphore» — oчевидный конкурент всем вышеупомянутым «восточным» изданиям и, прежде всего парижскому «L’Оrient»'у. К концу того же года оба журнала сливаются под началом Н. Николаидиса. Последнее его письмо к архимандриту Антонину написано также по-французски на официальном бланке директора журнала и представляет собой изъявления искренней благодарности за верность изданию в связи с подпиской на 1894 г.[55] Приложением к нему служит другой документ с той же датой за подписью Н. Николаидиса, но на бланке уже несуществующего «Востока и пчелы Босфора», — это квитанция о получении от архимандрита Антонина 35 франков за годичный абонемент[56].

     Конечно, Н. К. Николаидис принадлежит к забытым нынче публицистам, хотя его имя можно найти не только на обложках старых журналов. Он был также членом парижского Общества по истории дипломатии, где заседал рядом с именитейшими гражданами Европы. Его имя время от времени появляется в турецкой историографии как пример «европейца» много писавшего о политической жизни Константинополя второй половины ХІХ — начала ХХ вв.

     Чем интересны сегодня письма Н. Николаидиса с их столь обильными излияниями на тему поиска работы или издателей для очередных исторических опусов? Его пространные письма были прежде всего донесениями о жизни российского дипломатического корпуса и церковных кругов Константинополя, в меньшей степени, о состояния дел в самой России. Пересказывать все его реляции было бы некорректно в том смысле, что источниками для многих его умозаключений служили не официальные дипломатические или ведомственные документы, а слухи, кулуарные разговоры и догадки его собеседников. Не обошлось, скорее всего, и без сплетен различного характера. Тем не менее все его послания достойны быть изданными с подробными историческими комментариями. Ценность их, конечно, огромна. Один лишь простой перечень упомянутых им лиц потребовал бы слишком много места, что непозволительно в рамках обзорной статьи, а их социальный статус простирается от членов императорской фамилии и восточных патриархов до посольской «прачки Ирины» и монахинь-келейниц Константинопольского патриархата.

     Отношение архимандрита Антонина к Н. Николаидису, насколько об этом можно судить по письмам самого Н. Николаидиса, его сестры и невесты, было двояким. С одной стороны, это отеческие наставления и опека, искреннее желание помочь молодому человеку и его семье. С другой — совершенно очевидна заинтересованность архимандрита Антонина в получении сведений о событиях в Константинополе и Санкт-Петербурге. Это хорошо осознавал и сам Н. Николаидис. Поэтому его письма часто лишены ожидаемой эпистолярной структуры и начинаются сразу с изложения последних событий — своего рода исторические хроники. Знаниями о личной жизни Н. Николаидиса мы скорее обязаны его повышенной эмоциональности и потребности «пожаловаться» на судьбу.

     Откровенно информативный характер писем Н. Николаидиса очень напоминает письма архимандрита Никодима из Москвы, а также некоторых других корреспондентов архимандрита Антонина. Думается, такой формат переписки в отдельных случаях был задан самим архимандритом, имевшем нужду в информации с «заднего плана» для сохранения своего положения.

     Вот еще три корреспондента, чьи письма небезынтересны в этом же отношении. Первого из них мне несколько неловко называть по имени, так как его подписи я не читаю и потому вынужден основываться исключительно на помете карандашом на обороте одного из писем: Γεράσιμος Κρασάς. Письма Герасима, по-своему, напоминают корреспонденции Н. Николаидиса: так же много о себе, о посольстве, о невыплаченной зарплате и планах на будущее. Однако их автор значительно старше, он страдает, подобно архимандриту Антонину, ревматизмом и настойчиво дает ему в этой связи различные рекомендации. Восемь писем Герасима были написаны в Кефалонии в период с 21 декабря по 29 мая 1878 г. и направлены в Пирей[57]. Судя по всему, Герасим был сотрудником Русского консульства в Иерусалиме и был вынужден покинуть территорию Османского государства весной 1877 г. Но не как российский подданный — гражданство России для него остается желанной, но до поры недостижимой целью. Кроме рассуждений на политические и церковные темы, в письмах много замечаний об их общих знакомых, о палестинских делах. В феврале 1878 г. Герасим сообщает архимандриту Антонину о предстоящей поездке «севером через Вену» в Санкт-Петербург и просит рекомендации к графу Н.П. Игнатьеву и Г.С. Дестунису (1818—1895). Путешествие, по его мнению, должно занять дней 40-45, после чего он хотел бы возвратиться в Иерусалим. Главной целью поездки Герасима является получение российского гражданства. За пять дней до отъезда, 3 марта 1878 г., он сообщает архимандриту Антонину о планах увидеть В.Ф. Кожевникова и других влиятельных лиц и вновь настоятельно советует лечить ревматизм. Следующее письмо Герасима было написано 29 мая 1878 г. уже в Кефалонии через день после возвращения. Письмо примечательно рассуждениями о русских чиновниках, которые можно обобщить словами самого Герасима: «видел всякую дрянь». В целом, поездка, похоже, не совсем удалась, так как Герасим в сердцах замечает: «все равно поеду в Иерусалим, открою тряпичную лавку» (Н. Николаидис после возвращения из Петербурга собирался открыть табачную лавку). В послании Герасима подробно описаны некоторые другие детали проживания в России, а также последние министерские сплетни. Можно также заключить, что вопрос о гражданстве был решен положительно — «паспорт получу в Иерусалиме или в Константинополе», пишет Герасим.

     Другим «изгнанником» из Иерусалима был М. Петасис, временно проживавший на о.  Тинос, откуда и были написаны его письма к архимандриту Антонину в Пирей в январе—марте 1878 г.[58] Помимо естественных жалоб на условия проживания и высокие цены, письма содержат рассуждения  о политике, новости об общих знакомых или домыслы о назначениях в МИДе, поздравления с победой в войне и выражения радости в связи со скорым возвращением в Иерусалим.

     В письмах разных лиц, в том числе упомянутого Герасима, порой упоминается имя «врача Мазараки». Сохранились и три письма Харлампия Васильевича Мазараки, одного из известнейших врачей Иерусалима, написанные в Иерусалиме и Яффе в 1878, 1890 и 1891 гг.[59] Содержание писем подтверждает как деловые, так и дружеские отношения Х. Мазараки с архимандритом Антонином. Так, в письме от 21 августа 1890 г. Х. Мазараки рекомендует для работ в церкви афинского профессора живописи Арменопуло. В другом письме, в апреле 1891 г. он сообщает о резком ухудшении здоровья у неизвестного нам «больного 80 лет» и необходимости собрать консилиум врачей. Об общем круге знакомых, образовавшемся в Палестине, свидетельствует письмо к Х. Мазараки от Сергея Сергеевича и Сарры Александровны де Бове от 13 ноября 1880 г.[60]

     Целый ряд имен корреспондентов или их статус достаточно четко определяются по их подписям или другим источникам, часто внутри самой переписки, но при этом характер их взаимоотношений с архимандритом Антонином, а иногда и содержание писем не вполне понятны из-за фрагментарности сообщений. Так, 8 августа 1878 г. К.Е. Крокидис, директор почтового отделения в Афинах сообщает архимандриту Антонину о прибытии письма и пакета[61]. С.К. Хури, вице-консул в Хайфе, кратко докладывает 24 декабря 1879 г. о встрече с правительством[62], а Филипп Геновезе в одном из писем сообщает о раскопках трех колон в Афинах[63].

     Следующий круг лиц можно определить как «не деловых» знакомых архимандрита Антонина. Отдавая дань уважения родине архимандрита, выделим несколько лиц, объединенных некоей не всегда явной, но все же присутствующей связью с Россией, точнее с Одессой. Впрочем, два письма написаны непосредственно в этом городе. Их авторы Георгий Апергис[64] и некая Каролина[65]. Другие два письма написаны в Константинополе и Смирне. Автор первого — «Ла (Валентина) Х. Соломон»[66], а второго Стеллия Ангелопулу[67]. Все четыре письма посвящены описанию различных семейных неурядиц, которые, конечно же, не стоит пересказывать в пределах данной статьи. Знакомство авторов с архимандритом Виссарионом и некоторые другие признаки позволяют считать их авторов представителями «причерноморских», или понтийских, греков, проживавших и роднившихся в известных прибрежных центрах «эллинизма».

     К элладским и «не деловым» знакомым архимандрита Антонина принадлежал также Панос Геннатас, приславший ему в письме от 9 января 1890 г. по случаю своего обручения фотографию (надо полагать, совместную). Из письма следует, что он врач, а имя невесты Христина Ренга из Эпира[68]. Сохранилась также телеграмма П. Геннатаса от 23 января 1875 г. о смерти отца[69].

     Гораздо больше сведений у нас о другом греческом корреспонденте, но вот имя его, к сожалению, остается неизвестным из-за неразборчивой подписи. Пять его писем написаны в период с 1879 по 1892 г. с Левкады, Эрмуполя и Тирново (Фессалия)[70]. Пишет неизвестный нам автор о своей семье, многочисленных детях, о житейских проблемах, высылает свои фотографии и благодарит за присланные. В последнем из писем он жалуется на отсутствие новостей от архимандрита Антонина на протяжении четырех лет и о том, что пишет ему по случаю приезда в Тирново митрополита Вифлеемского Анфима, который-то и сообщил новости. Судя по именам детей автора и их судьбам, его также можно причислить к «одесскому» кругу, но, возможно, я и ошибаюсь. Есть целый ряд одиночных писем-обращений по разным поводам, которые не позволяют нам определить степень близости их составителей к адресату. Например, Н. Айвазидис, проживающий 6 лет в Иерусалиме,  26 августа 1878 г. от имени семьи и друзей просит поселить где-нибудь их всех на время паломничества к церкви св. Ирины[71].

     Среди обращений к архимандриту Антонину легко выделить разного рода просьбы о материальной помощи. Подобные просьбы со стороны духовных лиц уже были рассмотрены выше. Гораздо больше было просящих светских.

     Харлампий Николаев Варватис, житель Афин, проработавший 37 лет (при посольстве?), содержащий семью, боится, что новый архиерей Геннадий, прибывший с Афона, выгонит его со службы. Посему в письме от 18 сентября 1886 г. Х. Варватис просит архимандрита Антонина (при котором он также служил) походатайствовать о назначении ему пенсии от России[72]. Эфталия Какавелоф (это русифицированная форма греческой фамилии), из Мариуполя, в письме от 13 апреля 1878 г. рассказывает о том, как поехала с братом-старцем, ветераном Севастополя, в Салоники, где они обнищали, пообносились и теперь голодают в Пирее. На письме краткая резолюция архимандрита Антонина: «10 фр.»[73] Сходные прошения поступают от различных лиц и на разных языках. Думаю, больше всего их сохранилось на русском. Но продолжим об иностранцах. 30 августа 1891 г. грек с о. Тиноса Дмитрий Д. Бутурис после провозглашения здравицы императору Александру и всему православному миру, сетует на неприятие миром «горькой правды» и пренебрежение к «ее поборникам» и, не имея средств на проживание в Афинах, просит о «малом вспомощенствовании», не определяя ни цели, ни способа оказания такового[74]. 30 марта 1890 г. Петер Димитрович, «ограбленный пилигрим», находясь в Иерусалиме просит «что-нибудь». Письмо написано по-французски[75].

     Напоследок упомяну два письма от «пяти заключенных греков». По причине безграмотности составителей четко прочитываются только три имени: Спиридон Папаевсевиу, Перикл Ставру и В. Тсамурис. Первое из писем, от 18 октября 1890 г.,  направлено к архимандриту Антонину[76], второе, спустя четыре года (получено 6 января 1894 г.), к Якову Халебису[77]. Суть дела пострадавших греков не ясна, но условия и сама атмосфера содержания православных среди мусульман не нуждаются в особых пояснениях.    Не знаю, смогла ли Миссия как-то облегчить их участь.

     Последняя рассматриваемая нами категория корреспондентов, на самом деле, может почитаться наиболее важной и близкой к архимандриту Антонину. Речь пойдет о его помощниках и непосредственных исполнителях его грандиозных планов по обустройству «русской Палестины». К сожалению, биографические  данные о помощниках и подчиненных архимандрита практически отсутствуют и мало надежды на их восстановление. Более других нам известен Яков Григориевич Халебис, арабоязычный грек и штатный помощник драгомана Миссии. На протяжении многих лет он был «правой рукой» или чем-то вроде мажордома архимандрита Антонина: принимал или передавал деньги, делал заказы, оплачивал счета и выдавал зарплату, контролировал выполнение строительных работ и т.п. Сохранилось множество мелких документов на различных языках, подписанных Я. Халебисом или направленных ему, а также тех, в которых упомянуто его имя. По-гречески написана лишь одна короткая записка от 9 сентября 1878 г. к неизвестному лицу об отсутствии в данные момент архимандрита Антонина[78]. Кроме греческого языка Я. Халебис пользовался «русским» в той мере, в какой он им владел и мог формулировать свои мысли на бумаге. Читать его «русские» тексты всегда трудно и часто смешно. Сохранилась серия его отчетов из Яффы 1878—1891 гг. о постройке комплекса св. Тавифы[79]. Именно из этих писем можно почерпнуть сведения о его семье и личных качествах.

     Почти столь же близким помощником архимандрита Антонина есть основания считать Симеона (Симона) Герасимовича Сердиса. В августе 1887 г. он составляет ряд пространных отчетов о строительных работах в Гефсимании с поименным списком рабочих и полученной оплаты[80]. Из его писем 1891—1893 гг. из Иерусалима к архимандриту Антонину в Яффу и из Иерихона к Якову Халебису мы узнаем о покраске куполов и других деталях постоянно проводимых строительных работ, а также о некоторых новостях деловой и церковной жизни Палестины[81].

     Среди других порученцев архимандрита Антонина Елефтерий Н. Илиадис, составитель смет о расходных материалах и строительных работах в Иерихоне, Хевроне и Елеонской горе за период с июля 1886 г. по июнь 1887 г. [82] Сходные хозяйственные, но более разнообразные по содержанию записи содержаться в письмах Фотия Яковлевича Самуриса[83]. Из его скупых сообщений можно заключить, что он проживал в Яффе и при случае выполнял различные деловые поручения архимандрита Антонина, не находясь у него в прямом подчинении.

     Зефир Сароглу в письме из Афин от 26 июня 1878 г. жаловался архимандриту Антонину на то, что начальник почты К.Е. Крокидис не выдает ему газеты «Νέος Χρόνος»[84]. Сохранился также ряд писем З. Сароглу на русском языке, в которых он выступает как агент архимандрита Антонина в решение различных деловых вопросов[85].

     Формат данной статьи не предполагает, конечно, рассмотрения всей деловой документации на иностранных языках, направленной в свое время архимандриту Антонину или заверенной его подписью. Очень часто это единичные документы из разных стран, составленные на бланках фирм и компаний, подписанные их руководителями. Их ценность и значение должны быть определены в рамках общего исследования о хозяйственной деятельности Миссии в Палестине. В таком исследовании будет уместным и рассмотрение списков рабочих, задействованных на сооружении различных объектов, и ещё более многочисленных французских, итальянских и арабских документов — расписок, смет, договоров[86]. Разумеется, все эти иноязычные документы должны рассматриваться совместно с типологически близкими им русскими, которых также очень много в архиве.

 

© Чернухин Евгений Константинович

старший научный сотрудник, кандидат филологических наук,

сектор исследований цивилизаций Причерноморья,

Институт истории Украины НАН Украины

 

 

Иерусалимский вестник Императорского Православного Палестинского Общества.

Выпуск № VII-VIII. 2015 г.

Издательство: Иерусалимское отделение ИППО

Иерусалим. ISBN 978-965-7392-77-5

Страницы 185-204

 

 

Примечания



[1] Учитывая насыщенность и доступность современного информационного пространства, в данной статье отсутствуют ссылки на работы, посвященные исследованию жизни известных исторических персонажей или описанию столь же известных исторических событий. Тем самым предоставляется больше возможностей для ссылок на первоисточники.

[2] Визирь Н.П. Л.М. Толстой і духовна цензура // Збірник оглядів фондів відділу рукописів. Київ, 1962. С. 92.

[3] ИР НБУВ. Архив ОР. Оп.1. № 49. Л. 58—59.

[4] ИР НБУВ. Архив ОР. Оп. 1. № 50. Л. 7, 10; Архив НБУВ. Оп. 1. № 657. Л. 23.

[5] Там же.

[6] История Центральной научной библиотеки АН УССР. Киев, 1979. С. 111.

[7] Соколов И.И. Никифор Влеммид, византийский ученый и церковный деятель XIII в. По поводу исследования В. И. Барвинка // Христианские чтения. 1912. № 10. С. 1160–1173; № 11. С. 1303–1318

[8] ИР НБУВ. Ф. ХІІІ. № 563. 4 л.

[9] Чернухін Є. Грецькі рукописи у зібраннях Києва. Каталог. Київ ; Вашингтон, 2000. С. 267—270.

[10] ИР НБУВ. Ф. ХІІІ. № 6389. 2 л.

[11] Там же. № 6396. 2 л.

[12] Там же. № 6397. 2 л.

[13] Там же. № 6383. 2 л.

[14] Там же. № 6384. 2 л.

[15] Там же. № 6388. 2 л.

[16] Там же. № 6412—6415. 10 л.

[17] Там же. № 6407—6409. 6 л.

[18] Там же. № 6363. 1 л.

[19] Там же. № 1958. 2 л.

[20] Там же. № 6377. 2 л.

[21] Там же. № 6479. 1 л.

[22] Там же. № 6480. 2 л.

[23] Там же. № 6410—6411. 4 л.

[24] Там же. № 1945. 2 л.

[25] Там же. № 6381. 2 л.

[26] Там же. № 1259, 1261—1265, № 6345—6361. 15 мая — 29 июня 1880 г. 23 л.

[27] О деловых отношениях с компанией Спитлера свидетельствуют многочисленные документы: ИР НБУВ. Ф. ХІІІ. № 833—860, 887, 5921. 1865—1876 гг.; № 1273. 1870 г.; № 1275—1277. 1865—1876 гг. 57 л. (эти последние  записи сделаны в трех блокнотах).

[28] Там же. № 6492. 24  июня 1879 г. 2 л.

[29] Там же. № 6503. 28 февраля 1878 г. 1 л.

[30] Сохранилось письмо его сына Теодора Шнеллера (1856—1935) от 3 марта 1890 г. из  Иерусалима: ИР НБУВ. Ф. ХІІІ. № 1946. 2 л.

[31]  Там же. № 6513а. 9 мая 1888 г. 2 л.

[32] Там же. № 980. 25 ноября 1891 г. 1 л.

[33] Там же. № 897. 23 марта 1886 г.; № 901. 31 марта 1886 г.; № 903. 4 октября 1886 г.; № 1920. 10 октября 1890 г.; № 1954. 29 октября 1890 г.; № 1270—1271. 1 марта 1886 г.; № 5952. 31 июля 1879 г.

[34] Там же. № 6386. 2 л.

[35] Ср. письма: ИР НБУВ. Ф. ХІІІ. № 587—588. 24 апреля 1880 г. 1 л.; № 3011. 1885 г. 1 л.; № 810. 8 апреля 1878 г. 1 л.

[36] Там же. № 870—871. 2 л.

[37] Там же. № 6367. 1 л.

[38] Там же. № 6373. 2 л.

[39] Там же. № 6378. 30 января 1879. 2 л.

[40] Там же. № 1949. 13 июля 1890. 6 л.

[41] Там же. № 6387. 2 л.

[42] Там же. № 6375. 2 л.

[43] Там же. № 1365—1373. 1891 г. 13 л.; № 1950—1951. 1-5 сентября 1890; № 1955. 2 л. 11 декабря 1890 г.

[44] Там же. № 1956. 30 декабря 1890 г.; № 1962. 23 февраля 1891 г.; № 559—560, 1395—1396, 1682. 1891 г.

[45] Там же № 6494. 6 февраля 1891 г. 2 л.

[46] Там же. № 1960. 2л.

[47] Там же. № 1961. 2 л.

[48] Там же. № 1614. 14 сентября 1880 г.; № 1615. 23 января 1894 г., № 6416—6467. 1/13 марта 1878 г. — 27 сентября 1879 г., № 6508. 8 января 1879 г.

[49] Там же. № 5371, 6/18 июля 1889 г. 4 л. № 6366. 9 марта 1878 г. 2 л.

[50] Там же. №  6472—6478. 3 марта 1778 — 28 апреля 1880 г.  18 л.

[51] Там же. № 6471. 13 июня 1878 г. 2 л.

[52] Тамм же. № 6471. 13 января 1878 г. 2 л.

[53] Принадлежала ли к ним также Анастасия Николаевна Николаиди, настоятельница Православной школы для девочек в Хайфе, чья подпись сохранилась в документах этой школы, неизвестно. См.: ИР НБУВ. Ф. ХІІІ. № 1938. 9 января  1890. 1 л.

[54] Сохранилась и расписка от 19/31 марта 1879 г. о получении 50 руб. ассигнациями от Тимофеева (ИР НБУВ. Ф. ХІІІ. № 6505), пересланная из Петербурга в Иерусалим.

[55] Там же. № 1615. 1 л. О подписках на 1891—1892 гг. свидетельствуют отдельные документы: ИР НБУВ. Ф. ХІІІ. № 558, 877. Есть также квитанция о подписке на журнал «Deutscher Morgenlandischer Geselschaft» от 11 февраля 1878 г.: ИР НБУВ. Ф. ХІІІ. № 881. 

[56] Там же. № 1272. 1 л.

[57] Там же. № 6399—6405. 19 л.

[58] Там же. № 6468—6470. 6 л.

[59] Там же. № 1948, 6369, 6385 по 2л.

[60] Там же. № 3155. 2 л.

[61] Там же. № 6371 2 л.

[62] Там же. № 550. 2 л.

[63] Там же. № 1944. 20 февраля 1890 г. 2 л.; другое его деловое письмо написано по-итальянски: № 6488. 16 января 1879 г. 2 л.

[64] Там же. № 5496. 18.06.1894. 2 л.

[65] Там же. № 5995. 17.10.1886. 2 л.

[66] Там же. № 6376. 23.09.1878. 2 л.

[67] Там же. № 6379. 15.09. 1879. 2 л.

[68] Там же. № 1943. 2 л.

[69] Там же. № 6365. 1л.

[70] Там же. № 5994. 4 ноября 1786. 2 л., № 6481—6484. 30 июля 1879 — 9 октября 1892. 6 л.

[71] Там же. № 6372. 2 л.

[72] Там же. № 5993. 2 л.

[73] Там же. № 6368. 2 л.

[74] Там же. № 6391. 2 л.

[75] Там же. № 1947. 2 л.

[76] Там же. № 1961. 2 л.

[77] Там же. № 6395. 1 л.

[78] Там же. № 6374. 2 л.

[79] Там же. № 1893—1909. 38 л.

[80] Там же. № 918—922. 10 л.

[81] Там же. № 6390, 6392—6394. 6 л.

[82] Там же. № 904—905, 913, 939—942, 944. 11 л.

[83] Там же. № 917, 943, 957, 6382, 6283. 1866—1891 гг. 8 л.

[84] Там же. № 6370. 1 л.

[85] Там же. № 958, 1452—1456, 1878—1879 гг. 8 л.

[86] Там же. № 593, 595, 898—899, 907—909, 911—912, 915, 923, 927, 945— 952, 954, 956, 6521—6525. 


версия для печати