Гремя своей цепью, опустился якорь на дно моря. Пароход «Олег» остановился. Передо мной верстах в двух тянулся по обеим сторонам несчастный плоский берег, о который разбивался пенистый прибой волн. Посредине - совершенно почти правильный полукруглый холм, покрытый сплошной массой восточных построек. Я говорю восточных, и каждый, видевший в своей жизни, хотя бы один из приморских восточных городов, поймет мое выражение. Подъезжая с моря к европейскому городу, вы увидите линии набережных, ряд улиц, в которых глаз отличит даже отдельные дома. Ничего подобного не существует в приморском восточном городе. Вы видите точно одну постройку с бесчисленным множеством клетушек, отдельных комнат и пристроек, и все это сливается в одну массу, в которой, даже в подзорную трубу, вы не в состоянии отличить, где кончается один дом, где начинается другой. Прибавьте к этому плоские крыши, разноцветные краски нередко каждого отдельного выступа этой громадной постройки, и подымающиеся над домами, словно мачты, тонкие и высокие минареты мечетей - и вы будете иметь понятие о виде восточного приморского города.

 

В то время, как я рассматривал рисовавшуюся передо мной картину, ко мне присоединились мои спутники, явился кавас консульства. Простившись с капитаном, которого надеялись увидеть еще в Константинополе, с небольшой оставшейся у нас поклажей, оставили мы «Олег» и на большой лодке поплыли к твердой земле.

 

Тому, кто привык к Европе, Восток представляет особый интерес. У нас в 25, 50, 100 лет, изменяется мода, изменяется обстановка, изменяется образ жизни, и среди этой изменчивости остатки относительной старины являются какой-то аномалией. Готические постройки собора Парижской Богоматери или Св. Стефана в Вене как-то не клеятся с нынешней повседневной городской жизнью. Вы должны воссоздать в своем воображении напудренных маркизов, когда посещаете Версаль. Даже в Риме и в Помпее вы видите одну колонну, остаток стены и по ним должны заставлять усиленно работать ваше воображение, чтобы перенестись в жизнь давно минувшего. Не то на Востоке. Здесь всё, до чего коснулась Европа, осталось тем же, чем оно было две, три тысячи лет тому назад. Так же жили, так же одевались обыватели Востока  во времена Авраама, Давида, Спасителя, как они живут и одеваются в настоящее время. И вот отчего путешествие на Востоке имеет такую прелесть, вот отчего оно говорит так много для тех, которым Парижские бульвары, Офенбаховские  оперы и биржевая игра не составляют еще всего.

 

С этой неподвижностью Востока путешественник знакомится с первым шагом за борт парохода, привезшего его в Яффу. В течении двадцати последних столетий миллионы людей, также как и мы в настоящую минуту, подплывали к Яффе. До нас дошли тысячи повествований их путешествий, и по ним мы сможем с достоверностью сказать, что высадка в Яффе совершается и в настоящее время также, как и за двадцать столетий назад, как вероятно совершалась во времена Соломона.

 

Собственно говоря порта, как мы европейцы его понимаем, в Яффе и на всем Палестинском прибрежье Средиземного моря нет - есть стоянки в открытом море. Прибывший корабль останавливается в случае спокойного моря верстах в двух-трех и даже пяти от берега. В случае бури, он вовсе не останавливается, а скорее удаляется от берегов. Защиты от ветров никакой. Затем, когда пароход или корабль бросил свой якорь, вам предоставляется уже на лодке добираться до суши. Но среди этих стоянок Яффская считается еще более других опасной. В версте от берега идет подводная гряда камней, остаток ли пристаней, к которым приставал флот Хирама с кедрами для Иерусалимского храма, остаток ли каменистого дна, выточенного вековым морским прибоем – неизвестно. Среди этой подводной гряды остается пространство в две, три сажени ширины, в эти ворота и следует попасть тому, кто желает сухим пробраться в Яффу. Подъезжая к ним, лодочники приостанавливаются, ждут волны и на хребте ее переезжают опасное место. Несколько саженей вправо или влево - и вы попадаете на камни, лодка переворачивается, и вам приходится брать морскую ванну. Впрочем, следует заметить, что практика нескольких столетий настолько навострила опытность яффских лодочников, что не попасть в эти ворота случается им крайне редко, чтобы не сказать – никогда. Когда проезд по случаю бури невозможен даже для самого опытного лодочника, корабли не останавливаются, и вам, желающему высадится в Яффе, приходится плыть или в Кайфу или в Порт-Саид, с тем, чтобы оттуда опять возвратиться, рассчитывая на более благоприятную погоду. Так как бури не было, мы, как вероятно миллионы поклонников всех пережитых времен и столетий, выждали волну, ловко пробрались с ней по ту сторону каменистой гряды и через несколько минут очутились у нескольких высоко нагроможденных камней, носящих громкое название Яффской пристани. Кто-то подал руку сверху, кто-то подсадил снизу и таким образом рано утром 12 июля очутились мы на берегу Палестинском.

 

Полунагие, черномазые мальчишки подхватили наши дорожные мешки, из соседнего окна закричал что-то  какой-то барин в феске, оказавшийся таможенным досмотрщиком, над ухом кто-то прокричал неизбежное на востоке «бакшиш», и мы вслед за кавасом уже зашагали по улицам Яффы. По улицам, говорю я применительно к европейским понятиям, потому что в действительности нельзя же так назвать тот длинный, узкий, угловатый, поднимающийся и опускающийся коридор, по которому мы шли, и который еще более походил на коридор в виду полного отсутствия в большинстве восточных городов, в том числе и в Яффе, окон на улицу. Несколько поворотов вправо и влево, несколько всходов наверх, спусков вниз, и мы у дома, с высеченным в стене крестом. Дверь отворилась. Двор, окруженный комнатами, наружная лестница наверх, еще двор, оказавшийся плоской крышей нижних построек, несколько дверей из выходящих на него комнат. Добро пожаловать - вы в Яффском русском подворье.

 

Если бы даже этого и не проговорил ломанным русским языком араб - смотритель дома, то эта стоящая в дверях богомолка в черном платье и платке на голове, этот самовар, который виднелся на столе в другой комнате, все это напоминало хорошо знакомые картины далекой родины.

 

Нам отвели просторную комнату с двумя дверями, из которых одна вела на только что описанный двор, а другая на балкон с видом на море. Но в комнате нам не сиделось, разобрав свои пожитки с тем, чтоб часть из них оставить в Яффе и совсем налегке уже ехать в Иерусалим, освежившись и переодевшись, мы взяли в проводники того же приветствовавшего нас смотрителя подворья - православного араба и через полчаса вновь зашагали по бесконечному лабиринту яффских улиц. Минут через пять такого хождения, и как-то прямо с улицы, мы очутились в темной комнате, налево от входа - ниша, перед ней две-три лампады. «Дом Симона Кожевника, теперь мечеть» - вяло проговорил наш проводник. «Бакшиш» - раздалось с другой стороны. Смотреть было решительно нечего. Скорее на чистый воздух. Налево от входа наружная лестница вела на верхнюю террасу – место видения св. Петра. Несколько старух арабок спускались вниз, одна из них приветствовала нас крестным знамением. Существует ли этот обычай повсеместно между христианским населением Востока, я не знаю, позже ни разу мне не случалось его подметить, но он мне сильно пришелся по душе. Этот привет, этот знак как бы говорил - что за нужда, что мы друг друга не понимаем, друг с другом говорить не можем; привет тебе пришелец, мы братья, мы дети одной церкви. Взяв на память несколько листьев растущего здесь фигового дерева, мы спустились вниз. Отчего именно здесь, в этом доме почти современной нам постройки, ищут знаменательного для нас места видения Апостола Петра, осталось для меня неразгаданным. Опять зашагали мы по яффским улицам, наш чичероне привел нас на какую-то площадь, которая оказалась весьма грустным и бедным базаром, затем тут же вывел нас за городские ворота, за которыми оказалась площадь несколько большая, но зато совершенно пустая. Повернувшись на ней, возвратились опять на базар, опять после нескольких поворотов зашли к консулу, которого не застали дома, и не долее получаса после нашего выхода из подворья, очутились опять в нем. «Как больше ничего нет?» - спросили мы с удивлением. «Больше ничего» - был ответ. Действительно, больше осматривать было нечего. Три подворья: греческое, католическое и армянское и где-то на востоке от города, в частном саду груда камней, долженствующая означать место дома, где была воскрешена Тавифа, вот и все, что есть замечательного в Яффе. Но из них даже старейшее из подворий -  греческое, едва восходит до конца XVII столетия,  и к тому же зачем поведет вас туда проводник, когда вы не там остановились, а на русском подворье; еще менее поведет вас православный араб к католикам и армянам, а об остатке дома Тавифы он даже и не слыхал. Разочарованный вышел я на балкон.

 

Южное июльское солнце ярко освещало окружающие меня терассы и дома, впереди синело море, налево на юг от города тянулся песчаный берег, еще левее на горизонте виднелась цепь Иудейских гор. Я взял книгу Нового Завета и стал читать главу X, 9-23 деяний Апостольских. Петр около шестого часа взошел наверх дома помолиться… И видит отверзтое небо и сходящий к нему некоторый сосуд… был глас к нему: что Бог очистил, того ты не почитай нечистым.

 

Не все ли равно, на месте ли греческого монастыря, католического ли, или даже магометанской мечети было это видение, призывающее все человечество  к доли избранного народа. Не все ли равно, происходило ли оно несколькими саженями южнее, где и ныне тянутся, как и за девятнадцать столетий, лачуги кожевников. Для меня было отрадно читать эти страницы деяний и мыслить, что то же море было тогда перед глазами Апостола, также тянулись в туманной  дали Иудейские горы, то же солнце обливало светом все прибрежье, даже час был тот же, что еще более придавало действительности воображению. Да, среди многих видений Священной Истории нет, может быть, другого более для нас отрадного, как видение Яффское, которым высказано было, что не одни сыны Авраамовы, но и все сыны человеческие будут спасены.

 

Между тем спутники мои переговорили с консулом, условились с ним, что он даст нам своего каваса, и что в 4 часа пополудни мы выедем. Дорога предстояла утомительная, а времени оставалось немного. Два или три часа сна, затем обед, состряпанный тем же смотрителем подворья, и в котором лучшую часть составлял великолепный виноград, и время отъезда наступило. Конечно теперь далеко не встречаются те затруднения, как даже 100 лет тому назад, когда приходилось нашим паломникам выжидать месяцы в Яффе оказии, чтобы пройти 60 верст, отделяющих их от Иерусалима. Опасность от нападений исчезла и живет разве только в преданиях. Этот путь легко и безопасно можно теперь совершить и одному, но на востоке всякое путешествие и сборы к нему сопряжены с какой-то торжественностью, от которых мы, привыкшие к курьерским поездам железных дорог, как-то отвыкли, и которые именно поэтому имеют для нас прелесть новизны. Во-первых, эти 60 верст приходится делать верхом, кроме того нужны вьючные животные для ваших вещей, все это сопровождается проводниками – мукрами. Таким образом, для нас троих понадобились три лошади, да два мула для вещей, да лошадь для каваса и для погонщика, и караван составился уже порядочный. Но в минуту отъезда оказались не четыре, а целых шесть или восемь лошадей, не два мулла, а целых пять, не два погонщика, а слишком десять, которые все друг перед другом кричали, суетились и в сущности не делали ничего. Так прошел целый час. Наконец мы сели на лошадей, и я до сих пор не могу без смеха вспомнить, как я вскарабкался первый раз в жизни на лошадь, да вдобавок еще оседланную турецким седлом и с турецкими стременами. Простившись с консулом до скорого свидания, поезд двинулся по яффским лестницам и коридорам, сзади побежала вся толпа с криками и предложением разных услуг; но мне уж было не до того, ухватившись за седло, я только смотрел, как бы не свалиться направо или налево. Вот выехали на базар. Крики, среди которых всего явственнее и громче раздавался неизбежный «бакшиш», которым вас везде встречают и провожают на востоке; какой-то сильный спор каваса с каким-то арабом, оказавшимся хозяином лошадей, несколько шагов – и мы за воротами Яффы. Все лишнее из людей и скотов от нас отстало, но зато явились новые спутники - три иезуита и женщина с ребенком верхами, как и мы. После первых приветствий мы соединись все вместе, семь верховых на лошадях, три вьючных мулла, женщина на осле, да два погонщика пешком. Впереди, как всегда, наш храбрейший Н.А., который показал во время нашей поездки такие гиппические способности, что хоть под стать любому кавалеристу, к нему присоединились два толстых иезуита, говоривших только по-итальянски и замечательно тупоумных. Третий их товарищ составлял с ними совершенный контраст, француз, красивый собой и замечательно образованный, он был один из милейших спутников, приятное воспоминание о котором осталось у меня и до настоящего времени. Женщина, под большим белым покрывалом с ребенком на руках и верхом на солее, придавала особенный couleur local нашему поезду. Оказалось, что она итальянка, и цель ее путешествия составляла целый роман. Два года, как муж ее скрылся, последнее сведение о нем имела она из Иерусалима, и вот она покидает родину и вдвоем со своим ребенком идет на восток отыскивать из города в город пропавшего. Сзади всех оказались наши вьючные животные и кавас, который оказался немногим их расторопней.

 

Пока наш караван вытягивался, мы друг с другом знакомились, а я ко всему этому еще приноравливался к лошади и седлу. Проехали славящиеся по всей справедливости сады, окружающие Яффу, проехали оставшийся налево мраморный фонтан и выехали в Саронскую долину. Что шаг в этой стране, то целое море воспоминаний охватывает вас - и воспоминаний самых разнородных. Саронская долина - место битвы Иудеев с филистимлянами и сирийцами, место подвигов Самсона, а в той оливковой роще, которая показалась налево от дороги, отдыхал Наполеон во время похода в Акру. Самая долина может быть ранней весной, когда покрыта зеленью и цветами, действительно прелестна, но мы ехали среди лета и, странно сказать, она мне напоминала великороссийский ландшафт из окрестностей Царского. Волнистое поле, кое-где копошится в земле араб в своей синей рубашке, кое-где  что-то зеленеет, остальное поле  пущено под пар.

 

Солнце уже садилось, когда направо от нас мы увидели белую башню – первую развалину на Святой Земле. Миновать ее нам, еще бодрым, не успевшим еще утомиться путем,  значило совершить преступление против археологии, и по моему предложению мы, вместо того, чтобы ехать прямо, повернули направо, перескочили через какую-то канавку и очутились перед кактусовой изгородью. Сойдя с лошадей и отправив их в Рамлэ, мы  пешие взобрались на обширный двор, окруженный почти со всех четырех сторон развалинами, настолько сохранившимися, что по ним можно с достоверностью сказать, что здесь были большие постройки, но не настолько, что можно было бы определить, какого рода эти постройки. Посредине двора тоже груда развалин с ходом в заваленное подземелье, и только на северо-западном углу двора сохранилась в полной почти целости высокая башня, по цвету ее называемая белой, а поклонниками – башней сорока мучеников. Тут, по-греческому преданию, был монастырь в память 40 мучеников Севастийских, мощи которых почивали посредине двора под церковью, где теперь засыпанное подземелье. Мусульмане переиначили это предание, и из 40 христианских мучеников сделали 40 спутников Магомета. Надпись над входом в башню приписывает постройку ее одному из первых калифов. Сам внешний вид ее напоминает переход от романского стиля к готическому, совершившийся как известно именно на востоке, под влиянием мавританской архитектуры. Внутри ее еще сохранились ступени до самого верха, откуда, говорят, открывается прелестный вид на всю Саронскую долину от моря до гор Иудейских. Нельзя ли отнести эту постройку к сторожевому укреплению крестоносцев, из которого или при котором выстроен был, впоследствии  по изгнании их из Палестины, караван-сарай, так уместный на большой дороге из Дамаска в Египет? Времена переменились, торговля избрала другие пути, и обезлюженный караван-сарай в прошлом столетии служил домом для умалишенных. Проходят опять годы, и вот мы - путешественники XIX столетия застаем только груду безымянных развалин.

 

Страницы  < Начало >   < 1 >   < 2 >   < 3 >   < 4 >   < 5 >   < 6 >